| ГЛАВНАЯ комик певчие дачница брожение умов хирургия хамелеон винт брак по расчёту устрицы у предводительши разговор с собакой мелюзга канитель симулянты в аптеке мыслитель егерь злоумышленник свистуны мёртвое тело стена на чужбине циник тапер старость ну публика шило в мешке зеркало тоска анюта письмо учёному соседу за двумя зайцами папаша тысяча одна страсть перед свадьбой жёны артистов петров день темпераменты в вагоне грешник из толедо исповедь летающие острова он и она два скандала барон месть трагик тёмною ночью патриот отечества верба раз в год смерть чиновника он понял дочь альбиона краткая анатомия шведская спичка отставной раб толстый и тонкий в рождественскую ночь орден |
Юмористические рассказы Чехова рассказ Брожение умов
(Из летописи одного города) Земля изображала из себя пекло. Послеобеденное солнце жгло с таким усердием, что даже Реомюр, висевший в кабинете акцизного, потерялся: дошел до 35,8° и в нерешимости остановился… С обывателей лил пот, как с заезженных лошадей, и на них же засыхал; лень было вытирать. По большой базарной площади, ввиду домов с наглухо закрытыми ставнями, шли два обывателя: казначей Почешихин и ходатай по делам (он же и старинный корреспондент «Сына отечества») Оптимов. Оба шли и по случаю жары молчали. Оптимову хотелось осудить управу за пыль и нечистоту базарной площади, но, зная миролюбивый нрав и умеренное направление спутника, он молчал. На середине площади Почешихин вдруг остановился и стал глядеть на небо. – Что вы смотрите, Евпл Серапионыч? – Скворцы полетели. Гляжу, куда сядут. Туча тучей! Ежели, положим, из ружья выпалить, да ежели потом собрать… да ежели… В саду отца протоиерея сели! – Нисколько, Евпл Серапионыч. Не у отца протоиерея, а у отца дьякона Вратоадова. Если с этого места выпалить, то ничего не убьешь. Дробь мелкая и, покуда долетит, ослабнет. Да и за что их, посудите, убивать? Птица насчет ягод вредная, это верно, но все-таки тварь, всякое дыхание. Скворец, скажем, поет… А для чего он, спрашивается, поет? Для хвалы поет. Всякое дыхание да хвалит господа. Ой, нет! Кажется, у отца протоиерея сели! Мимо беседующих бесшумно прошли три старые богомолки с котомками и в лапотках. Поглядев вопросительно на Почешихина и Оптимова, которые всматривались почему-то в дом отца протоиерея, они пошли тише и, отойдя немного, остановились и еще раз взглянули на друзей и потом сами стали смотреть на дом отца протоиерея. – Да, вы правду сказали, они у отца протоиерея сели, – продолжал Оптимов. – У него теперь вишня поспела, так вот они и полетели клевать. Из протопоповой калитки вышел сам отец протоиерей Восьмистишиев и с ним дьячок Евстигней. Увидев обращенное в его сторону внимание и не понимая, на что это смотрят люди, он остановился и, вместе с дьячком, стал тоже глядеть вверх, чтобы понять. – Отец Паисий, надо полагать, на требу идет, – сказал Почешихин. – Помогай ему бог! В пространстве между друзьями и отцом протоиереем прошли только что выкупавшиеся в реке фабричные купца Пурова. Увидев отца Паисия, напрягавшего свое внимание на высь поднебесную, и богомолок, которые стояли неподвижно и тоже смотрели вверх, они остановились и стали глядеть туда же. То же самое сделал и мальчик, ведший нищего-слепца, и мужик, несший для свалки на площади бочонок испортившихся сельдей. – Что-то случилось, надо думать, – сказал Почешихин. – Пожар, что ли? Да нет, не видать дыму! Эй, Кузьма! – крикнул он остановившемуся мужику. – Что там случилось? Мужик что-то ответил, но Почешихин и Оптимов ничего не расслышали. У всех лавочных дверей показались сонные приказчики. Штукатуры, мазавшие лабаз купца Фертикулина, оставили свои лестницы и присоединились к фабричным. Пожарный, описывавший босыми ногами круги на каланче, остановился и, поглядев немного, спустился вниз. Каланча осиротела. Это показалось подозрительным. – Уж не пожар ли где-нибудь? Да вы не толкайтесь! Черт свинячий! – Где вы видите пожар? Какой пожар? Господа, разойдитесь! Вас честью просят! – Должно, внутри загорелось! – Честью просит, а сам руками тычет. Не махайте руками! Вы хоть и господин начальник, а вы не имеете никакого полного права рукам волю давать! – На мозоль наступил! А, чтоб тебя раздавило! – Кого раздавило? Ребята, человека задавили! – Почему такая толпа? За какой надобностью? – Человека, ваше выскблаародие, задавило! – Где? Рразойдитесь! Господа, честью прошу! Честью просят тебя, дубина! – Мужиков толкай, а благородных не смей трогать! Не прикасайся! – Нешто это люди? Нешто их, чертей, проймешь добрым словом? Сидоров, сбегай-ка за Акимом Данилычем! Живо! Господа, ведь вам же плохо будет! Придет Аким Данилыч, и вам же достанется! И ты тут, Парфен?! А еще тоже слепец, святой старец! Ничего не видит, а туда же, куда и люди, не повинуется! Смирнов, запиши Парфена! – Слушаю! И пуровских прикажете записать? Вот этот самый, который щека распухши, – это пуровский! – Пуровских не записывай покуда… Пуров завтра именинник! Скворцы темной тучей поднялись над садом отца протоиерея, но Почешихин и Оптимов уже не видели их; они стояли и все глядели вверх, стараясь понять, зачем собралась такая толпа и куда она смотрит. Показался Аким Данилыч. Что-то жуя и вытирая губы, он взревел и врезался в толпу. – Пожжаррные, приготовьсь! Рразойдитесь! Господин Оптимов, разойдитесь, ведь вам же плохо будет! Чем в газеты на порядочных людей писать разные критики, вы бы лучше сами старались вести себя посущественней! Добру-то не научат газеты! – Прошу вас не касаться гласности! – вспылил Оптимов. – Я литератор и не дозволю вам касаться гласности, хотя, по долгу гражданина, и почитаю вас, как отца и благодетеля! – Пожарные, лей! – Воды нет, ваше высокоблаародие! – Не рразговаривать! Поезжайте за водой! Живааа! – Не на чем ехать, ваше высокоблагородие. Майор на пожарных лошадях поехали ихнюю тетеньку провожать! – Разойдитесь! Сдай назад, чтоб тебя черти взяли… Съел? Запиши-ка его, черта! – Карандаш потерялся, ваше высокоблаародие… Толпа все увеличивалась и увеличивалась… Бог знает, до каких бы размеров она выросла, если бы в трактире Грешкина не вздумали пробовать полученный на днях из Москвы новый орган. Заслышав «Стрелочка», толпа ахнула и повалила к трактиру. Так никто и не узнал, почему собралась толпа, а Оптимов и Почешихин уже забыли о скворцах, истинных виновниках происшествия. Через час город был уже недвижим и тих, и виден был только один-единственный человек – это пожарный, ходивший на каланче… Вечером того же дня Аким Данилыч сидел в бакалейной лавке Фертикулина, пил лимонад-газес с коньяком и писал: «Кроме официальной бумаги, смею добавить, ваше-ство, и от себя некоторое присовокупление. Отец и благодетель! Именно только молитвами вашей добродетельной супруги, живущей в благорастворенной даче близ нашего города, дело не дошло до крайних пределов! Столько я вынес за сей день, что и описать не могу. Распорядительность Крушенского и пожарного майора Портупеева не находит себе подходящего названия. Горжусь сими достойными слугами отечества! Я же сделал все, что может сделать слабый человек, кроме добра ближнему ничего не желающий, и, сидя теперь среди домашнего очага своего, благодарю со слезами Того, кто не допустил до кровопролития. Виновные, за недостатком улик, сидят пока взаперти, но думаю их выпустить через недельку. От невежества преступили заповедь!» Экзамен на чин – Учитель географии Галкин на меня злобу имеет и, верьте-с, я у него не выдержу сегодня экзамента, – говорил, нервно потирая руки и потея, приемщик Х-го почтового отделения Ефим Захарыч Фендриков, седой, бородатый человек с почтенной лысиной и солидным животом. – Не выдержу… Это как бог свят… А злится он на меня совсем из-за пустяков-с. Приходит ко мне однажды с заказным письмом и сквозь всю публику лезет, чтоб я, видите ли, принял сперва его письмо, а потом уж прочие. Это не годится… Хоть он и образованного класса, а все-таки соблюдай порядок и жди. Я ему сделал приличное замечание. «Дожидайтесь, – говорю, – очереди, милостивый государь». Он вспыхнул и с той поры восстает на меня, аки Саул. Сынишке моему Егорушке единицы выводит, а про меня разные названия по городу распускает. Иду я однажды-с мимо трактира Кухтина, а он высунулся с бильярдным кием из окна и кричит в пьяном виде на всю площадь: «Господа, поглядите: марка, бывшая в употреблении, идет!» Учитель русского языка Пивомедов, стоявший в передней Х-го уездного училища вместе с Фендриковым и снисходительно куривший его папиросу, пожал плечами и успокоил: – Не волнуйтесь. У нас и примера не было, чтоб вашего брата на экзаменах резали. Проформа! Фендриков успокоился, но ненадолго. Через переднюю прошел Галкин, молодой человек с жидкой, словно оборванной бородкой, в парусинковых брюках и новом синем фраке. Он строго посмотрел на Фендрикова и прошел дальше. Затем разнесся слух, что инспектор едет. Фендриков похолодел и стал ждать с тем страхом, который так хорошо известен всем подсудимым и экзаменующимся впервые. Через переднюю пробежал на улицу штатный смотритель уездного училища Хамов. За ним спешил навстречу к инспектору законоучитель Змиежалов в камилавке и с наперстным крестом. Туда же стремились и прочие учителя. Инспектор народных училищ Ахахов громко поздоровался, выразил свое неудовольствие на пыль и вошел в училище. Через пять минут приступили к экзаменам. Проэкзаменовали двух поповичей на сельского учителя. Один выдержал, другой же не выдержал. Провалившийся высморкался в красный платок, постоял немного, подумал и ушел. Проэкзаменовали двух вольноопределяющихся третьего разряда. После этого пробил час Фендрикова… – Вы где служите? – обратился к нему инспектор. – Приемщиком в здешнем почтовом отделении, ваше высокородие, – проговорил он, выпрямляясь и стараясь скрыть от публики дрожание своих рук. – Прослужил двадцать один год, ваше высокородие, а ныне потребованы сведения для представления меня к чину коллежского регистратора, для чего и осмеливаюсь подвергнуться испытанию на первый классный чин. – Так-с… Напишите диктант. Пивомедов поднялся, кашлянул и начал диктовать густым, пронзительным басом, стараясь уловить экзаменующегося на словах, которые пишутся не так, как выговариваются: «Хараша халодная вада, кагда хочица пить» и проч. Но как ни изощрялся хитроумный Пивомедов, диктант удался. Будущий коллежский регистратор сделал немного ошибок, хотя и напирал больше на красоту букв, чем на грамматику. В слове «чрезвычайно» он написал два «н», слово «лучше» написал «лутше», а словами «новое поприще» вызвал на лице инспектора улыбку, так как написал «новое подприще»; но ведь все это не грубые ошибки. – Диктант удовлетворителен, – сказал инспектор. – Осмелюсь довести до сведения вашего высокородия, – сказал подбодренный Фендриков, искоса поглядывая на врага своего Галкина, – осмелюсь доложить, что геометрию я учил из книги Давыдова, отчасти же обучался ей у племянника Варсонофия, приезжавшего на каникулах из Троице-Сергиевской, Вифанской тож, семинарии. И планиметрию, учил и стереометрию… все как есть… – Стереометрии по программе не полагается. – Не полагается? А я месяц над ней сидел… Этакая жалость! – вздохнул Фендриков. – Но оставим пока геометрию. Обратимся к науке, которую вы, как чиновник почтового ведомства, вероятно, любите. География – наука почтальонов. Все учителя почтительно улыбнулись. Фендриков был не согласен с тем, что география есть наука почтальонов (об этом нигде не было написано ни в почтовых правилах, ни в приказах по округу), но из почтительности сказал: «Точно так». Он нервно кашлянул и с ужасом стал ждать вопросов. Его враг Галкин откинулся на спинку стула и, не глядя на него, спросил протяжно: – Э… скажите мне, какое правление в Турции? – Известно какое… Турецкое… – Гм!.. турецкое… Это понятие растяжимое. Там правление конституционное. А какие вы знаете притоки Ганга? – Я географию Смирнова учил и, извините, не отчетливо выучил… Ганг, это которая река в Индии текет… река эта текет в океан. – Я вас не про это спрашиваю. Какие притоки имеет Ганг? Не знаете? А где течет Аракс? И этого не знаете? Странно… Какой губернии Житомир? – Тракт 18, место 121. На лбу у Фендрикова выступил холодный пот. Он замигал глазами и сделал такое глотательное движение, что показалось, будто он проглотил свой язык. – Как перед истинным богом, ваше высокородие, – забормотал он. – Даже отец протоиерей могут подтвердить… Двадцать один год прослужил и теперь это самое, которое… Век буду бога молить… – Хорошо, оставим географию. Что вы из арифметики приготовили? – И арифметику не отчетливо… Даже отец протоиерей могут подтвердить… Век буду бога молить… С самого Покрова учусь, учусь и… ничего толку… Постарел для умственности… Будьте столь милостивы, ваше высокородие, заставьте вечно бога молить. На ресницах у Фендрикова повисли слезы. – Прослужил честно и беспорочно… Говею ежегодно… Даже отец протоиерей могут подтвердить… Будьте великодушны, ваше высокородие. – Ничего не приготовили? – Все приготовил-с, но ничего не помню-с… Скоро шестьдесят стукнет, ваше высокородие, где уж тут за науками угоняться? Сделайте милость! – Уж и шапку с кокардой себе заказал… – сказал протоиерей Змиежалов и усмехнулся. – Хорошо, ступайте!.. – сказал инспектор. Через полчаса Фендриков шел с учителями в трактир Кухтина пить чай и торжествовал. Лицо у него сияло, в глазах светилось счастье, но ежеминутное почесывание затылка показывало, что его терзала какая-то мысль. – Экая жалость! – бормотал он. – Ведь этакая, скажи на милость, глупость с моей стороны! – Да что такое? – спросил Пивомедов. – Зачем я стереометрию учил, ежели ее в программе нет? Ведь целый месяц над ней, подлой, сидел. Этакая жалость! ........................................  на заметку (коротко о Чехове) Хроника жизни Антона Павловича Чехова •1860 — 7(29) января в городе Таганроге в семье купца 3-й гильдии Павла Георгиевича Чехова и его жены Евгении Яковлевны родился Антон Павлович Чехов. •1869 -1879 — Учеба в Таганрогской гимназии. •1877 — Чехов впервые посещает Москву. •1877 - 1878 — Чеховым написана первая пьеса без названия ("Безотцовщина") •1879 — Чехов поступил на медицинский факультет Московского университета. •1880 — 9 марта, первая публикация Чехова — "Письмо донского помещика Степана Владимировича N. к ученому соседу д-ру Фридриху "(еженедельник "Стрекоза"). •1884 — Окончание медицинского факультета Московского университета. Выход в свет сборника "Сказки Мельпомены. Шесть рассказов А. Чехонте." •1885 — Первая поездка в Петербург. Знакомство с А.С. Сувориным (издателем газеты "Новое время"). •1886 — Напечатан первый рассказ Чехова в газете "Новое время" - "Панихида". Вышла книга "Пестрые рассказы". Переезд в дом на Садово-Кудринской улице. •1887 — Вышли книги "В сумерках. Очерки и рассказы", "Невинные речи". Премьера комедии "Иванов" в московском театре Ф.А.Корша. •1888 — В журнале "Северный вестник" опубликована повесть "Степь". Вышла книга "Рассказы". 7 октября Чехову присуждена академическая Пушкинская премия за сборник "В сумерках". •1889 — Первое представление пьесы "Иванов" на сцене Александринского театра. После смерти брата Николая (17 июня) уехал в Одессу, затем в Ялту. •1890 — Вышел сборник "Хмурые люди". Отъезд на Сахалин. Возвращение морем - из Владивостока, через Гонконг, Сингапур, Коломбо, Индийский океан, Суэцкий пролив, Константинополь в Одессу. •1891 — Поездка в Европу, посещение Вены, Венеции, Флоренции, Рима, Неаполя, Помпеи, Ниццы, Монте-Карло, Парижа. Помощь голодающим крестьянам Нижегородской и Воронежской губерний. •1892 — Переезд в Мелихово. Лечение больных во время эпидемии холеры в Тульской губернии. •1893 — Закончена книга "Остров Сахалин". •1894 — Поездка в Европу - Вена, Триест, Венеция, Милан, Генуя, Ницца, Париж. •1895 — Чехов в Ясной Поляне. Чтение Л.Н.Толстым вслух глав романа "Воскресение". Работа над пьесой "Чайка". Знакомство с И.А. Буниным. •1896 — Чехов начал постройку колокольни в Мелихове. Первое представление "Чайки" в Александринском театре. •1897 — Участие в переписи населения Бавыкинской волости Серпуховского уезда. Строительство школы в Новоселках. Сильное легочное кровотечение. Чехову пожалована бронзовая медаль за труды по переписи населения. Поездка в Париж, Биарицц. Чехов избран членом Союза взаимопомощи русских писателей и ученых. •1898 — Работа над трилогией - "Человек в футляре", "Крыжовник", "О любви". Постройка в Мелихове земской школы. Знакомство с О.Л.Книппер. 12 октября в Москве после операции умер Павел Егорович Чехов, отец писателя. Покупка земельного участка в Аутке (пригород Ялты) для постройки дачи. Сбор пожертвований для голодающих детей Самарской губернии. 17 декабря премьера "Чайки" в Московском Художественном театре. •1899 — Заключение договора с книгоиздательством А.Ф.Маркса об издании собрания сочинений А.П.Чехова. Знакомство с М.Горьким. Помощь в постройке Мухалатской школы и сбор средств на постройку санатория для туберкулезных больных. Пожалован орденом св. Станислава третьей степени "за отличное усердие в делах народного просвещения". Вышел первый том собрания сочинений Чехова в издательстве А.Ф.Маркса. •1900 — Чехов избран почетным академиком по разряду изящной словесности. Поездка в Европу, Ницца, Пиза, Флоренция, Рим. •1901 — Премьера пьесы "Три сестры" в Художественном театре. Венчание в Москве с О.Л.Книппер. •1902 — Послал в Академию наук письмо с отказом от звания почетного академика. •1903 — Публикация последнего рассказа "Невеста". •1904 — Премьера "Вишневого сада" в Художественном театре. Последняя прижизненная публикация Чехова - пьеса "Вишневый сад". 3 июня. Чехов с женой уехал в Баденвейлер. 2 июля в три часа ночи Чехов скончался. 9 июля похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве. ............................................. © Copyright: Антон Чехов |
|
Юмористические рассказы Чехова. Chehov.