Жванецкий Баба Яга: читать, смотреть, слушать

	Жванецкий: Баба Яга
	М. Жванецкий 2000-е: тексты монологов: Баба Яга Ночная жизнь Больничный коридор Всю жизнь в ресторане Воспоминание Воспоминание-2 Баба Яга Звонок в шесть часов утра. Я снимаю трубку. – Позовите, пожалуйста, Бабу Ягу. – Что? Кто? Какого дьявола?! – Нет-нет, дьявола не нужно. Именно Бабу Ягу. – Это кто звонит? – Это Баба Яга? Это мама одного нехорошего мальчика. – Эй, это кто? Чего? Какая мама, какого мальчика? – У меня мальчик балуется. Звать Сёмочка. Это Баба Яга? – Какая тебе Баба Яга! У вас что там, мозги повылетали? Я артист. Я только лег. – Это Баба Яга? Как хорошо, что вы сразу взяли трубку. – Да. Это я взял трубку. Я забыл отключить телефон. И вы меня наказали тут же! Тут же! – Здравствуй, Баба Яга. – Чтоб ты перевернулась! Я сейчас положу!.. – Не кладите, пожалуйста, трубку, Баба Яга. Мальчик капризничает, не хочет кушать, балуется. Он очень избалован, Баба Яга, он черной краской разрисовал белые стены. Мы не можем смыть. Он развинтил настольную лампу, а папа включил – папу ударило, папа лежит... – Вот пусть током ударенный папа им и занимается. Я артист. Я не сплю ночами. Я принял снотворное. – Алло, Баба Яга… – Еще раз так назовешь… – Баба Яга! Прошу тебя, поговори с Сёмочкой… – Я его, паскудника, по стене размажу. – Да-да, вот-вот… – Что «вот-вот»? – Вот это и скажи ему, Баба Яга. – Чего это вы в шесть утра не спите, как все нормальные? Воскресенье... – Вот-вот. Я даю ему трубку. – Постой, постой! Если я ему два слова скажу, он весь год говорить не сможет, я за то, что вы меня разбудили, прокляну всю его молодую жизнь, и мать его, и отца его, и семью его. – Вот-вот. Я ему даю трубку. – Чтоб ты сдох, придурок! Я тебе рожу переверну и на задницу надену! Ты у меня по утрам не то что порядочных людей, ты своей мамы будешь бояться. Ты всех людей будешь избегать. – Это Баба Яга?!. – Чтоб ты сдох, идиот! Я тебе все твои вонючие ручонки повыдергиваю! – Это Баба Яга?!. – Ты что, не слышишь, подонок? Иди, сволочь, петухом работай в курятнике, а не буди артиста, кретин поганый. Артист спит днем. У артиста рассвет в три часа дня. – Тетя, так вы Баба Яга? – Артист полнокровно живет только ночью, гаденыш мелкий. – Тетя Яга… – Какая я тебе «тетя», подонок? Посмотрел бы ты на мое лицо. У меня борода с тебя, показать? – Нет! Нет! Не надо! – Не надо? А кто будет смотреть? Почему все мне достается? Посмей еще кого-нибудь разбудить, крыса однозубая. У тебя свисток есть? – Да. – Знаешь, куда я тебе его вставлю? Во сне будешь свистеть. Сам себя будешь будить свистом. Минуты спать не будешь. Дернешься и свистнешь! Не трожь артиста, обглодыш! Артист – существо возвышенное, и если вломит один раз – всю жизнь отхаркиваться будешь. Иди реви к маме! Не реви мне в ухо! – Ой, это я, мамина Сёма, то есть Сёмина мама. Спасибо, Баба Яга, не знаю, что вы ему сказали, он в угол забился. – Там ему и место. Забейся тоже. Все углы забейте. – Нас трое. – Котом своим забейте. – Спасибо, Баба Яга. – Свою маму в угол забей, мамина Сёма. Кто тебе мой номер дал? – Я случайно набрала, но я никогда не видела Сёму таким тихим. Можно я буду звонить вам по утрам? – Стой! Стой! Мамина Сёма, дай свой телефон, у меня тоже проблемы есть... Больничный коридор Две медсестры – Вы такая нервная. – Я не нервная! – Нет, вы нервная! – Я не нервная! – Вы нервная! – А вы не нервная? – Я не нервная. – А чего же вы кричите? – Я кричу? – Да, вы кричите! – Я кричу? – Вот вы кричите! – Я… кричу? – Вот-вот-вот кричите! И всё! – Это вы с криком меня спросили. Вы просто крикнули, что я кричу. Жутким криком крикнули. – Я не крикнула. – А чего же я вздрогнула? – Потому что вы нервная. – Это я нервная? – Да, вы нервная. Вы вздрагиваете даже в темноте. Вы издерганная и истеричная. – Это потому что вы кричите. – А я вот сейчас шепотом: «Вы нервная. Как собака-шпиц». – И я шепотом: «Я не нервная. А ты нервная. Как жеребец на переезде, куриный помёт». – Ты меня на «ты»? – А на что еще тебя? Кто еще тебе «ты» скажет? Кроме меня шепотом правду в рожу-мать? – Видите, вы сами себя заводите. Вы – псих-канцероген. – А хочешь, я вцеплюсь тебе в волосы, что на роже твоей растут? – Нет. – Почему? – Ты спросила. Я ответила. – Тогда я тебе вырву нос. – А я тебе выдавлю глаз. – Ты кричишь? – Нет… Просто выдавлю, и всё. – Даже дотронуться не успеешь, психованная клизма. – Это я клизма? – Психованная! Посмотри в зеркало. Если доживешь до него. Что ты увидишь? Рожа красная. Шея как аккордеон. Зубы шатаются, как клавиши. – Зачем же мне в зеркало смотреть? Вот оно передо мной. Клизма психованная развесная. Патлы торчат, нос облез, изо рта разит болотом. Зубов сейчас не будет. – Тебя когда в последний раз стулом огревали? – Была одна покойница. Увлеклась. Всем классом хоронили. – Вторая будет. Сейчас будет. Вот я сейчас на твоей роже большое удовольствие получу. – Только дотронься – вырву педикюр. Вот, смотри. – Та! – Та! – Та! – Та! – Та! – Та. А-а-а-а-а-а-а! – И это всё?! – Нет. – Та-та-та-та! Вот теперь всё. – Нет, не всё! Та-та-та! Вот теперь всё! – Ошибаешь… Та-та-та… Вот где всё! Вот где всё! – Нет – вот где, вот где, вот где! – За всё! За ведро, за два матраца и вот это за низкую температуру в коридоре. Да и за седуксен из реанимации! Эх! – А-а-а-а… – За перевязочные материалы. Эх! – А-а-а-а… – За физраствор! – А-а-а-а… – Вот теперь всё! – Ошибаешься… Эх! Эх! Вот где всё! Вот где всё!. Входит врач с санитаром: – Давай в перевязочную. Веди их. Только халаты с них сними. Уже третья драка. Правда, они друг друга перевязывают. Так что мы не вмешиваемся. Очень опытные работники. Ночная жизнь Темная ночь в семье. Муж приходит очень поздно. В темноте ложится. Из-под кровати вылезает кто-то и исчезает. Дочь старшая долго возилась под дверью и пришла еще позже. По ту сторону окна на веревке кто-то сверху спускается. Ему говорят: «Тсс!» – и он ползет обратно. Спрашивает, когда первый троллейбус, и начинает одеваться, роняя на нижний балкон туфли. Из шкафа вылезает кто-то. Туда тут же заползает пара. Маленький мальчик не может пописать, ходит с горшком, стучится. К утру приходит сын и, не раздеваясь, сразу садится завтракать. Всю жизнь в ресторане Вы говорите, тридцать лет в «Аэрофлоте». А представьте – всю жизнь работать в ресторане. Бегать то быстро, то медленно. Говорить то тихо, то крикливо, то вежливо, то матом. Подавать, убирать, подавать. Вытирать, разливать, поливать. Трясти, выбивать, стирать. Считать, подставлять, принимать. Убеждать, убирать, закрывать. Не сидеть, не вставать, не лежать. На ногах, на ногах, на ногах. В выходной ходить в другой ресторан и там издеваться над официантами. Воспоминание – Вы будете жить у нас только до тринадцатого, – объявила нам администратор. Мы, надеясь на что-то, вселились. Двенадцатого нам принесли извещение, что завтра утром мы должны покинуть гостиницу. С утра мы сели за телефон. С утра мы развили судорожную деятельность. Через мужа знакомой договорились с инженером соседнего ресторана о том, что он пойдет к нашему директору и будет его уговаривать. Инженер сказал: – Понимаете, ему сейчас трудно. Понимаете почему? У него же делегаты. Но два этажа у него как раз будут свободны. Но от этого еще трудней. Понимаете почему? Потому что начальство велит ему вселять своих. А куда? У него всего два этажа. Лучше бы их вообще не было. Понимаете? А они знать ничего не хотят. «Давай моих». Понимаете? Я зайду к нему, вы здесь постойте. Через час он вышел. – Вы надолго хотите? – Дней на десять. Через час он вышел. – Вы где, в шестьсот третьем? – В шестьсот двадцать третьем. Через два часа он вышел. – С ним надо еще выпить. Купите все и зайдите. Мы купили и зашли. Выпили. Поцеловались. Познакомились. – Живите у нас. Все в порядке. Я сказал! Дыша благословенным перегаром, мы втиснулись в окошко администратора. – Мы хотим заплатить. Леонтий Михайлович вам говорил? – Ничего он мне не говорил. Вы выселяетесь. К концу дня мы нашли директора. – Как же? Она говорит: «Выселяйтесь». Вы ей не сказали? – Живите, живите. Мы вас трогать не будем. День мы прожили. На следующий день была суббота. Мы пытались оплатить. – Вы из какого номера? Шестьсот третьего? – Шестьсот двадцать третьего. – Вы выселяетесь! – Так как же? Директор нам говорил, что он вам говорил... – Ничего он нам не говорил. Сегодня суббота. Он уже ушел домой. А вы выселяетесь. Собирайте вещи. Вы давно выселены. – Так как же? Куда же мы пойдем? – Всё! Кончено! Мы узнали фамилию директора. Узнали его адрес. Но на поездку к нему не было сил и желания пить. Пусть выселяют. Куда идти? Пошли в кино. К вечеру вернулись… Живем… Утром живем... Пошли платить. – Никакой оплаты. Вы выселяетесь. Вернулись… Живем… Не платим… Живем… Командировка кончилась... Пошли платить. Нам сказали, что мы выселены еще с тринадцатого числа. Мы уехали. Социализм… Воспоминание-2 – Ребята! У нас проблема. Кто пригласил ее на свадьбу? Зинаиду, бывшего администратора гостиницы? Она, оказывается, теперь пьет еще больше и пьянеет еще раньше. Она уже набралась. Надо ее выключить. Я чувствую, у нас проблемы. Зинаида: – Что ты шепчешь? Ты вообще должен мне руки целовать. – За что? – За то, что я молчу. Нет, кого у меня в гостинице не было, так это Виктора. Виктор здесь?.. Его нет?.. Так вот, и он у меня был. Мамочки мои... Но я молчу. Сначала они делали вид, что меня нет. Потом они делали вид, что меня не знают. – Зинаида, ну что ты. – Не надо делать вид, Игорь. Ты тогда был большой начальник. Ты и сейчас. Ребята, ну что мы, незнакомы, что ли? – Зинаида, ну помолчи. Ну кто тебя пригласил? Ну ты отдыхаешь – отдыхай. Какая сволочь ее пригласила? – Так, комсомольцы, что это за выражение «помолчи»?! Теперь свобода слова. Ты-то чего беснуешься, Петрович? Я и сейчас твоей жены не знаю. Я уверена, что ты был с ней... Он же с вами был?.. А с кем? Темно-зеленое платье с опушкой из белки – было у вас такое платье?.. Вот... Вот она с тобой и была... А с кем?.. Постой. А ты не путаешь, Петрович?.. Как, ты с ней у нас не был?.. Тихо, ребята! А с кем она была?.. Разве не с тобой?!. Ладно, гуляем. Я всех рада видеть... Особенно этого. Вот кто у нас душу отводил... Вот кто телом крепкий, душой мягкий! Да, товарищ Ерофеев Андрей Петрович. Не Андрей Петрович Ерофеев, а Ерофеев Андрей Петрович. Разница страшная, кто понимает. – Ребята, кто ее привел? Я его повешу. – Да молчу, молчу! Он точно с женой был. Мы глаз на нее не поднимали. Я в темных очках, он в темных очках, она в темных очках... Но так, очертания видны!.. Манекенщица, да? Фигурка точеная. Жена, конечно. У такого человека! Что с пузом и задом в гостиницу возить?! – Зинаида, заткнись! – Да молчу. Но вот кого я действительно рада видеть – вот этого! Сережку! Вот у кого паспорт просрочен... А мы же прописываем... Мы же москвичей не имели права. Но я его любила. Ты единственный, кому бы я в ключе отказала. Переживала. А он с этой... Да молчу... Такая клизма. Зад выше головы... Кто?.. Она? Здесь?.. Это жена здесь. А той же нет. Я думала, кого он к нам привел? Я хоть и член партии, но я бы ее заменила. Где ты ее взял? Она что, брилась в ванной? – Ребята! – Все, молчу! Молчу! Сколько они женаты?.. Десять лет. Ну, значит, это было одиннадцать лет назад, не, десять с половиной. Все... Ах они двенадцать лет женаты... – Зинаида Максимовна! Хватит. И память у вас слабеет. Вы уже и лица путаете. – Путаю, да. Страшно путаю. Вот у тебя паспорт XI римские, АК № 567125. Выдан 3-м отделением милиции Черемушкинского района. – Да ладно, Зинаида! – Ну тогда вначале мы к тебе милицию вызывали. Потом нас к тебе в милицию вызывали. Если бы не мы... Если бы мы сообщили на работу... – Да ладно! Ну Зинаида, ну праздник сегодня. Ну ты что? – Я и говорю. Ты бы до сих пор праздновал. Ну лет десять бы праздновал. – Ну кто ее позвал? Ну можно что-то сделать?.. – Да я молчу. Разве я говорю? Это я молчу. Просто у вас скучновато. Вы какие-то напряженные все. А если бы я заговорила... Я б атмосферу разрядила. Мы б тут хохотали как зарезанные. Я же веселю вас. Вон он там сидит... Вон на том конце стола, тот с которым... Да не красней! – Зинаида Максимовна. Это моя жена. Если ты... Я за себя не ручаюсь. – Что ты торопишься? Я же молчу. Просто смешной случай. Он себе в номер обед заказал, правда, Косантин? Об этом обеде у нас легенды. Да я молчу... Чтоб одной порцией борща весь потолок... – Зинаида!.. – А это пюре? На телевизоре, в телевизоре. В патроне вместо лампочки кусок отварного мяса прямо ввинчен. А лампочка, наоборот, в тарелке... в пюре... А в постели!.. Да молчу. Но чтоб такое в постели, я еще не видела... Убийство. В крови все. Компот вишневый, или ликер, или варенье... Или они кого-то обмазывали, или облизывали, а впечатление: зарезали. И нож столовый рядом. Тут же в этом джеме ложка и солонка. Убивали и солили... Шоколад рядом давили... Да нет, задом его так не вотрешь... Да, гуляли... Фужеры на пластинку. На ком остановится, того они и, условно говоря, целовали. Снизу клиент сразу съехал. На него натекло в трех местах. Они говорят – шампанское. Что мы, шампанское не знаем?.. – Ну Зинаида, ну уймись. Дайте мне к ней пройти!.. – А я чего, я молчу. Я в смысле – вот где был праздник! Гулять умели. Горничная сразу уволилась, сказала: ухожу санитаркой в сумасшедший дом, зарплата выше, а главное – чище. Да... Ни одного абажура непрожженного. В люстре окурок на высоте трех метров. В ванной только унитаз чистый – стерильный. Именно к нему никто не прикасался. А раковина! Как они туда... подсаживали друг друга, что ли? А чем расписывались на зеркале!.. Да какая там помада?!. – Зинаида, ну такой срок прошел. – Да, срок хороший. А мог быть еще больше. – Дай я ее бутылкой прикончу! – А что такое? Столько лет я молчала... А теперь все пишут мемуары... Каждый козел с книгой воспоминаний, и мне надо быстрей, пока живы все участники... Юрий Аркадьевич, как ты говорил: «Мы, евреи, тихие, Зинаидочка, мы непьющие. Мы всего боимся». – Все, Зинаида, прекрати. Кто ее привел? Убить подонка. – Да, тихие... Кто в этой стране тихий? Вышел в Кишиневе хлеба купить и через час из Москвы звонит: «У меня все в порядке, не волнуйся. Я тебя обожаю». Трубку клал и крестился – еврей. – Так, ребята. Где она сейчас работает? Сообщим на работу. Пусть ее арестуют. – Да на пенсии я, на пенсии. Сорок долларов в месяц. И все-таки было светлое пятно. Была у меня радость. Вот он, Леонард Эдуардович. Хотя по паспорту Григорий Яковлевич, VI БЕ № 351254 выдан 8 о/м Ленинграда 25 июля 1973 г. Такая чистота, такая деликатность. Так тихо в ресторане сидели с каким-то балетным пареньком из ансамбля сибирского танца. Этот его о чем-то просит, тот отказывается. Тишина. Покой. Даже не знаю, о чем они говорили. Я же не слушала. Ну про то, что это настоящие чувства и что это не сравнить с любовью к женщине. Что это гораздо выше. В общем, я ничего не слышала и ничего не поняла, да, Леонард? – Цыц. – Я ж сказала: я не поняла. Тот сказал: я не умею. Этот сказал: я тебя научу. Тот сказал: мне это не понравится, этот сказал: ты это полюбишь, только попробуй. Тот сказал: я голоден. Этот сказал: я тебя накормлю. Тот сказал: мне холодно. Этот сказал: я тебе куплю пальто. В общем, я не поняла, о чем они говорили, но тот стукнул кулаком. Эх, говорит, Ангара, мошкара!.. Ладно, ставь бутылку и веди. Дальше я не поняла. Этот отвечает: ты что? Ты что?.. Ты, говорит, что, хочешь ничего не чувствовать? Тот говорит: да! Этот говорит: я тебе не баба, в пьяном виде ты со мной не будешь! В пьяном, говорит, виде – это животные. Мне, говорит, такие чувства не нужны. – Ложь, господа. Я только с женщинами... Заткнись! – Заткнулась! Леонард ему купил часы в киоске, коробку духов, парфюм. Ладно, говорит тот, ну хоть потом бутылку поставишь? Потом, говорит этот, я тебя на ужин поведу в Эрмитаж и перстень бриллиантовый. За что, я так и не поняла. Взяли у меня ключ. Вот их портреты я бы у себя повесила. Лучшие жильцы всех времен и народов. Сколько раз им ключ давала. Хоть бы салфетку в номере сдвинули. Хоть бы покрывало откинули. Что они там? Как они там? Чем они там? Мы всей командой проверяли. Ниточка как лежала, так и лежит. Перышко специально положили. Даже ветром не сдуло. Движения воздуха не было. Не шевелились они там. Ни звука. Ни дуновения. И входили туда на глазах у всех. И выходили. Вот это любовь. Вот это чувство. Правда, Леонард? – Не было этого. – Конечно, не было. У меня ни одного доказательства, кроме записей в регистрации. Все, я больше на пенсии не сижу – я писать начинаю. Документальный роман. У меня же все документы, справки, все метрики. Мне в издательстве обещали 5000 у. е. – Господа, скидываемся ей на аванс. Тут же, сейчас! Это терпеть нельзя и откладывать нельзя. Всё как в издательстве: за ненаписание такой-то от такого-то такого-то документального романа на столько-то листов под условным названием «Гостиница» такая-то получает от таких-то гонорар в шесть тысяч. – В семь тысяч. – В шесть с половиной тысяч. – В семь с половиной тысяч. – В семь. – В восемь. – Все! В восемь тысяч удавленных, то есть условленных единиц. В случае нарушения сволочью такой-то договора все коробки, асфальты, черепицы, заборы, паркеты, все, что приобрела на взятках и подарках за сдачу номеров без прописки, сообщая в органы ложь и непрерывно пьянствуя в каптерке у дежурных… – Ребята, я же молчу. – И мы молчим. Об этом и контракт. Вы читали тексты Михаила Жванецкого 2000-х годов: Баба Яга Ночная жизнь Больничный коридор Всю жизнь в ресторане Воспоминание Воспоминание-2 Классика сатиры и юмора из коллекция юмористических рассказов: Михаил Жванецкий - Баба Яга. ................. haharms.ru	ГЛАВНАЯ Жванецкий - стр 1 Жванецкий - стр 2 Жванецкий - стр 3 Жванецкий - стр 4 Жванецкий - стр 5 Жванецкий - стр 6 Жванецкий - стр 7 Жванецкий - стр 8 Жванецкий - стр 9 Жванецкий - стр 10 Жванецкий - стр 11 Жванецкий - стр 12 Жванецкий - стр 13 Жванецкий - стр 14 Жванецкий - стр 15 Жванецкий - Баба Яга Кто я такой чтобы не пить Михаил Жванецкий 1960 Михаил Жванецкий 1970 Михаил Жванецкий 1980 Михаил Жванецкий 1990

Читать онлайн тексты Жванецкого: на haharms.ru

Жванецкий: Баба Яга