Рассказы Ильфа и Петрова: Мы Робинзоны |
НА ГЛАВНУЮ | |
|
Илья Ильф и Евгений Петров: Мы Робинзоны и другие рассказы юмористические и сатирические, писателей Ильфа и Петрова Мы Робинзоны В книге Даниэля Дефо под названием «Робинзон Крузо», или, как пишется в иных переводах, – «Робинзон Крузоэ» Даниэля Дефоэ, – описывается, как герой романа потерпел кораблекрушение и был выброшен на необитаемый остров. Произошло это по воле темных неорганизованных сил. Собственно говоря, эти силы и являются главным действующим лицом повествования. Здесь участвуют ветры, бури, волны, обмороки, обломки мачт, вера в провидение и другие чисто случайные события, в результате которых Робинзон принужден был начать новую жизнь на голом месте. То, что произошло 3 декабря 1926 года на заседании Совета Труда и Обороны, не носило никаких признаков случайности. Стихия здесь не участвовала. Шквалам, ветрам, волнам, обморокам и божественному провидению вход был строжайше заказан. Не было здесь ни диких проклятий капитана, ни робкой мольбы гг. пассажиров 1 и 2 классов. Здесь слышались негромкие речи. Здесь слушали: Доклад Госплана о крупном строительстве И здесь же постановили: В текущем году приступить к осуществлению в пятилетний срок постройки Семиреченской ж. д. Этим постановлением десятки тысяч людей были брошены в пустыню для того, чтобы построить там новую жизнь. Условия работы этих людей были приблизительно такими же, как и у Робинзона, выкинутого на необитаемый берег. Не было ни жилых помещений, ни колодцев, ни дорог. Все нужно было начинать сызнова. Робинзону пришлось гораздо легче. Он поставил перед собой узко ограниченную задачу: спасти свою бессмертную душу, а заодно и грешное тело. Советским же робинзонам предстояла более трудная работа: построить железную дорогу протяжением в 1442 километра. Провидение бросило вдогонку Робинзону толстую книгу сказок в телячьем переплете под названием «Библия». Госплан поступил куда осмотрительнее. Вдогонку турксибовцам он забросил в пустыню рельсы, шпалы, машины. Предстояло возводить гигантские насыпи, пробивать длиннейшие выемки в скалах, строить мосты: мост через Иртыш, длиной в 600 метров, мост через Или в 266 метров, стометровый мост через овраг Мулалы высотой в 34 метра. (Этот мост пришлось строить особым способом, чтобы предохранить его от частых землетрясений.) И много еще надо было построить мостов – больших и малых. Огромны были трудности транспортирования. Надо было перевозить материалы, инвентарь, громоздкие механические снаряды, предметы широкого потребления. Предстояло накормить сорок тысяч рабочих. Вместе с обслуживающими учреждениями и семьями на Турксибе находилось больше ста тысяч человек, разбросанных на протяжении полутора тысяч километров. Для этой титанической работы потребовалось бы столько автомобилей и телег, что в наших условиях собрать их на этой стройке оказалось бы делом невозможным. А если бы даже и собрали, то застряли бы здесь в бездорожной грязи, в песках и на крутых перевалах. Единственно рациональным транспортом мог быть только сам Турксиб. Началась форсированная укладка рельс. От станции Луговой с юга и от Семипалатинска на севере вышли друг другу навстречу два укладочных городка. Они вышли немедленно, как только были проложены первые километры насыпи. Два поезда с жильем для укладчиков, с кухнями, банями, столовыми, лавками и красными уголками изо дня в день продвигались все дальше в глушь и дичь восточного Казахстана. Укладка наседала. Она сидела на плечах строителей полотна. Она погоняла их и задавала темп всему строительству. Если земляные работы задерживали укладку, рельсы сходили с насыпи и временно шли с ней рядом. В горных местностях, не дожидаясь выемок, делали обходы. Рядом с капитальным мостом возводились на время деревянные эстакады. И своего добились. Основную массу потребных ему материалов Турксиб перевез на самом себе. Турксибовские робинзоны разрешили важнейшую проблему транспортирования огромных количеств материалов в стране, почти лишенной населенных пунктов, в стране кочевников. Помимо больших дел, приходилось заниматься множеством мелочей, а обстановка Турксиба была такова, что каждая мелочь вырастала здесь в проблему. Робинзону Крузоэ приходилось изобретать и изготовлять сотни мелких предметов, которыми мы повседневно пользуемся, не придавая им значения, не замечая их. Робинзону Турксибоэ было не легче. Юного робинзона-комсомольца выбросило плановой стихией Турксиба на станцию Маяк-Кум, где его быстро нагрузили – поручили ликвидировать неграмотность среди рабочих-строителей. Робинзон ознакомился с ситуацией. Может быть, это была даже не ситуация, а конъюнктура. Во всяком случае, это было нечто из Даниэля Дефоэ: перьев не было, бумаги не было, грифельных досок не было. Писать можно и деревянным углем, но деревянного угля тоже не было. Была только белая краска. И комсомолец начал робинзонить. Он сыскал деревянные доски и закрасил их белой краской. Следующим этапом была организация небольшого угольного производства. Робинзон принялся выжигать древесный уголь. Этого требовал его учебный план. И уже через несколько дней ученики повой школы ликбеза выводили углем на белых досках: «Ба-ры не ра-ды. Ры-бы не га-ды». Тысячи таких робинзонов и построили Турксиб. Начальника северного укладочного городка Бубчикова не удовлетворяла двойная итальянская бухгалтерия. Записи ее безбожно отставали, а Бубчикову требовались сведения по последнюю минуту. Двойной итальянской бухгалтерии пришлось потесниться. Сейчас бухгалтерия Бубчикова не отстает ни на минуту от жизни. Специалисты еще не могут определить, что это за бухгалтерия. Во всяком случае, она совершенно точна и необыкновенно быстронога. Какая-то особая «укладочная» бухгалтерия, поспевающая за сверхамериканскими темпами турксибовской укладки (американцы укладывают в день 2 ½ километров пути, на Турксибе – укладывали по 3 ½). Трудно было работать на Турксибе. На двухсоткилометровом участке песков жара в шестьдесят градусов изнуряла строителей. Ветер уносил насыпи. Он похищал их и разбрасывал по пустыне. Он выдувал пески из-под шпал, и вся работа шла к черту – путь проваливался в образовавшиеся ямы. Нелегка была борьба со скалами. У их подножий прокладывались штольни, которые начиняли аммоналом. Взрывы сотрясали пустыню. Скалы обваливались, освобождая путь Турксибу. Пустыня была побеждена. Побеждено было и время. Смычка произошла на год раньше установленного планом срока. 28 апреля на станции Айна-Булак, в середине Турксиба, последний рельс был пришит к шпалам, и великая магистраль, соединяющая Сибирь со Средней Азией, дорога, по которой с севера на юг пойдет хлеб, а с юга на север хлопок, дорога, которая сделает Казахстан процветающей республикой, была открыта. Скучным обычно кажется протокол с его неизбежным «слушали – постановили». Но когда к нему добавляется параграф – «и построили», то он становится еще более увлекательным, чем «Робинзон Крузоэ», сочинение Даниэля Дефоэ. 1930 Турист-единоличник Фабзайца Выполняева умоляли, фабзайца Выполняева просили: – Поедем с нами, фабзаяц! Плановая экскурсия с горячими завтраками. В Крым. Лекция у подножия Ай-Петри. Культхоровод на Ласточкином гнезде. Осмотр местной промышленности. Визит в виноградный колхоз. Все вместе обойдется в тридцать три рубля шестьдесят копеек, включая горячие завтраки и проезд в жестком вагоне. Фабзаяц упрямился. – Поедем, – говорили ему, – приятное с полезным соединишь. Полезное с приятным увидишь. Все организовано. Билеты через местком. Руководители и докладчики с пеной на губах уже дожидаются нашего прибытия у подножия скалистого Ай-Петри. Поедем, Выполняев. Полная реконструкция ума и здоровья. – Не поеду, – сказал наконец Выполняев, – не люблю я этих массовых маршрутов. Приходится идти туда, куда лезут все. Стадное чувство. Я – вольная птица. Поеду один. Зато увижу все, что мне захочется. Захочу на гору – полезу на гору. Не захочу на гору – не полезу на гору. А вас все равно обманут. Возьмут тридцать три рубля шестьдесят копеек, а покажут на двадцать семь рублей восемьдесят копеек. А я – сам себе кассир, руководитель и затейник. Захочу – влезу на Ласточкино гнездо и устрою себе хоровод. Не захочу – не устрою. Оторвавшись от массы экскурсантов, фабзаяц Выполняев с головой погрузился в бурную жизнь туриста-единоличника. Сперва он решил стать пешеходом и совершить переход из Пскова во Владивосток и обратно, попутно изучая быт и нравы встречных народов. Он даже приобрел подбитые железом тапочки и палку, коей намеревался обороняться от собак. Потом, соразмерив срок отпуска (две недели) с расстоянием, отделяющим Владивосток от Пскова, он отказался от этой мысли. И хорошо сделал. Жизнь пешеходов необычайно сложна. Пешеход, покинувший исходный пункт своего путешествия молодым, является к пешеходному финишу потрепанным старичком. За долгое свое пешеходство он успевает несколько раз жениться и оставить по пути следования ряд маленьких детей. Жизнь оказывается прожита довольно глупо, знаний прибавилось немного, профессию свою пешеход успел забыть, и единственной отрадой его старости является воспоминание о том, как возле какого-то совхоза он целую ночь отбивался от собак. И Выполняев, так ратовавший против избитых маршрутов, все-таки решил поехать в Крым. Долго и грустно стоял турист-единоличник в очереди у железнодорожной кассы. К концу дня, когда Выполняев почти добрался до решетчатого окошечка кассы, стоявший впереди него организатор коллективной поездки с горячими завтраками в Крым взял сразу тридцать восемь билетов. Билетов больше не было. – А индивидуальные туристы? – спросил Выполняев с дрожью в голосе. Но кассир, как видно, не оценил глубоко индивидуальных свойств фабзайца Выполняева и порекомендовал ему прийти на другой день. Выехал он на сутки позже своего коллективного соперника. В станционных буфетах ему оставались только какие-то несъедобные пачки с желудевым кофе и щелоком. – Позвольте! – хорохорился Выполняев. – Экскурсия все съела, – говорили буфетчики. – Как раз перед вами проехала. Злые на еду. – Что ж они ели? – со стоном спрашивал Выполняев. – Обыкновенно. Судак ели. – Неужели ели и крутые яйца? – плакался Выполняев, чувствуя голодную тошноту. Поотощав в пути, единоличник прибыл к подножью ялтинской гостиницы «Девятый вал». – Дайте-ка номерок подешевле, – сказал Выполняев, тяжело дыша. – Подешевле не будет, – ответили ему. – Ну что ж, давайте подороже. – А где их взять? И дешевые и дорогие – все экскурсанты заняли. По заявкам. И тут только запыленный единоличник заметил своих соперников. Они в одних трусиках бегали по коридорам гостиницы, обмениваясь радостными криками. – Стадо! – презрительно пробормотал Выполняев, кривя рот. – Ездят по избитым маршрутам и только номера занимают. Ночь он провел в лирической прогулке по набережной, а утром гордо и одиноко отправился на Ай-Петри. Но у подошвы горы стояло шестьдесят восемь экскурсий, слушая шестьдесят восемь руководителей. Полюбовавшись на гору издали, Выполняев побрел в город. По дороге его обогнала вереница автобусов с экскурсантами. «Возьмите меня с собой! – хотел крикнуть Выполняев. – Я погибаю здесь один. Меня никто не уважает. Со мной никто не хочет говорить. Я одинок и грязен. Спасите меня!» Но страшным усилием воли единоличник поборол в себе здоровое чувство самокритики. Зато вечером, когда с вершины Ласточкина гнезда донеслись до него веселые звуки культхоровода, единоличник Выполняев не выдержал. Он взобрался на скалу, пал на колени и, глухо рыдая, произнес: – Простите меня. Примите меня. У меня осталось тридцать рублей. Я вношу их в общий фонд. Я не могу больше жить без общества. Его простили, и уже на другой день он носился в тигровых трусиках вместе с прочими по пляжу, оглашая чистый крымский воздух радостными криками. 1930 На волосок от смерти Теперь как-то не принято работать в одиночку. Многие наконец поняли, что ум – хорошо, а два все-таки лучше. Поэтому, когда редакции серьезного трехдекадника «Кустарь-невропатолог» понадобился художественный очерк о психиатрической больнице, то послали туда не одного журналиста, а сразу двух – Присягина и Девочкина. Поочередно поглядывая на беспокойного Присягина и на круглое, глобусное брюхо Девочкина, секретарь «Невро-кустаря» предупреждал: – Имейте в виду, что это не предприятие какое-нибудь, где вы можете безнаказанно всем надоедать. В больнице имени Титанушкина нужно держаться очень осторожно. Больные, сами понимаете, люди немного нервные, просто сумасшедшие. Среди них много буйных, и раздражаются они очень легко. Не противоречьте им, и все пройдет благополучно. Сговорившись с секретарем относительно пределов художественности очерка, Девочкин и Присягин немедленно отправились выполнять задание. На круглой, как тарелка, окраинной площади чета очеркистов справилась у милиционера о дальнейшем пути. – Прямо, – сказал милиционер, – и налево, в переулок. Там только два больших серых здания. В одном психиатрическая, а в другом учреждение «Силостан». Там спросите. – Мне страшно, – признался Присягин, когда друзья подходили к серым воротам. – Вдруг они на нас нападут! – Не нападут, – рассудительно ответил Девочкин. – Ты только не приставай к ним насчет душевных переживаний. Я уже бывал в сумасшедших домах. Ничего страшного, тем более что теперь режим в таких больницах совсем свободный. Сумасшедшим предоставлено право заниматься любимым делом. Я буду тебе все объяснять. В это время на каменное крылечко ближайшего серого дома с визгом выкатился очень расстроенный гражданин. Шершавым рукавом пиджака он отирал потное лицо. – Скажите, пожалуйста, – спросил Девочкин, – это сумасшедший дом? – Что? – закричал гражданин. – Вот это? Конечно, сумасшедший дом. И, размахивая портфелем, гражданин умчался, что-то каркая себе под нос. Друзья, бессмысленно покашливая, вступили на цементные плиты вестибюля. Швейцар в глупой фуражке с золотым околышем степенно говорил какой-то женщине с подносом, по-видимому сиделке: – Новый-то – буен! Как начал сегодня с девяти утра бушевать, так никакого с ним сладу нет. Одно слово – псих. Патрикеев уже к нему и так и этак – и ничего. Уперся на своем. «Всех, говорит, повыгоняю. Начальник я или не начальник?» – Чай я ему носила, – грустно сказала сиделка, – не пьет. Все пишет. Каракули свои выводит. – Наверно, опасный экземпляр, – шепнул Присягину опытный Девочкин. – Может, вернемся? – трусливо пробормотал Присягин. Девочкин с презрением посмотрел на коллегу и обратился к швейцару: – У кого можно получить пропуск для осмотра заведения? – Какой пропуск? – строго сказал золотой околыш. – У нас вход свободный. – Как видишь, – разглагольствовал Девочкин, когда друзья поднимались по лестнице, – совершенно новая система лечения. Ничто внешне не напоминает сумасшедший дом. Вход свободный. Врачи не носят халатов. И даже больные без халатов. Халат угнетает больного, вызывает у него депрессию. В первой же комнате очеркисты увидели пожилого сумасшедшего. Он сидел за большим столом и бешено щелкал на окованных медью счетах. При этом он напевал на какой-то церковный мотив странные слова: «Аванс мы удержим, удержим, удержим». – Этого лучше не трогать, – сказал осторожный Присягин. – Стукнет счетами по башке, а потом ищи с него. – Ты трус, Вася, – отвечал Девочкин. – Он совсем не буйный. Иначе ему не дали бы счетов. Просто шизофреник. Но, увидев, что в этой же комнате урна для окурков прикована цепью к стене, сам побледнел и далеко обошел больного. – Черт их знает! Может, они лупцуют друг друга урнами. – Очень свободно. Оттого урна и прикована. Толкаясь в дверях, друзья быстро вывалились из комнаты в длинный коридор. Там сумасшедшие прогуливались парочками, жуя большие бутерброды. – Это, кажется, тихие, – облегченно сказал Присягин. – Давай послушаем, что они говорят. – Вряд ли это что-нибудь интересное, – авторитетно молвил Девочкин. – Какое-нибудь расстройство пяточного нерва или ерундовая психостения. Однако когда до уха Девочкина долетело: «Он из меня все жилы вытянул», то очеркист насторожился и стал внимательно прислушиваться. – Все жилы, – сказал один больной другому. – Он ко мне придирается. Хочет сжить со свету. А почему – неизвестно. И такая меня охватывает тоска, так хочется подальше из этого сумасшедшего дома. Куда-нибудь на юг, на южный берег… – Против меня плетутся интриги, – хрипло перебил второй. – Малороссийский хочет меня спихнуть. И каждое утро я слышу, как в коридоре повторяют мою фамилию. Это не зря. Но еще посмотрим, кто кого! Негодяй! – Обрати внимание, – шепнул Девочкин, – типичный бред преследования. – Ужас-то какой! – простонал Присягин. – Знаешь, эта обстановка меня гнетет. – То ли еще будет! – сказал бесстрашный Девочкин. – Войдем в эту палату номер шестнадцать. Там, кажется, сидит только один сумасшедший, и если он на нас набросится, мы сможем его скрутить. В большой палате, под плакатом: «Не задавайте лишних вопросов», сидел человек с бумажными глазами и в длинной синей толстовке, из кармана которой высовывались какие-то никелированные погремушки. – Вам кого? – раздражительно крикнул больной. – Можно у вас узнать… – начал оробевший Девочкин. – Молчи, – шепнул Присягин, вцепившись в руку своего друга. – Разве ты не видишь, что ему нельзя задавать лишних вопросов? – Что же вы молчите? – сказал больной, смягчаясь. – Я вас не укушу. «Это еще не известно, – подумал Девочкин. – Скорее всего, что именно укусишь». – Да кто же вам нужен наконец? – завизжал сумасшедший. – Если вам нужен начканц, то это я – Патрикеев. Я – начальник канцелярии. Ну-с, я вас слушаю. Садитесь, я вам рад. – В-ва-ва-ва! – задребезжал Присягин, оглядываясь на дверь. – Ради бога, не волнуйтесь, – начал Девочкин. – Да, да, вы – начальник канцелярии, прошу вас, успокойтесь. Однако больной раздражался все больше и больше. Багровея, он начал: – Если вы пришли к занятому челове… – Бежим! – крикнул Присягин. Но тут из соседней палаты, на дверях которой висела стеклянная табличка: «М. Ф. Именинский», раздался леденящий душу крик. Раскрылась дверь, и из палаты выбежал новый больной. – Тысячу раз повторял я вам, – кричал он на больного, называвшегося Патрикеевым, – чтобы машину не давали кому попало. Мне ехать, а машины нет! – Бежим! – повторил Присягин, увлекая за собой Девочкина. Их догнал безумный крик: – Мне на дачу, а машины нет! Скатившись по лестнице в вестибюль, очеркисты ошалело присели на скамейку. – Ну и ну! – сказал Присягин, отдуваясь. – Убей меня, во второй раз не пойду в сумасшедший дом. Мы просто были на волосок от смерти. – Я это знал, – ответил храбрый Девочкин. – Но не хотел говорить тебе об этом, не хотел пугать. Часы в вестибюле пробили четыре. И сразу же сверху, как стадо бизонов, ринулись больные с портфелями. Сбивая друг друга с ног, они побежали к вешалке. Девочкин и Присягин в страхе прижались к стене. Когда больные выбежали на улицу, Девочкин перевел дух и сказал: – На прогулку пошли. Прекрасная постановка дела. Образцовый порядок. На улице друзья увидели вывеску, на которую они не обратили внимания при входе: СИЛОСТАН ТРЕСТ СИЛОВЫХ АППАРАТОВ Ввиду того что время было позднее, а очерк о сумасшедшем доме надо было написать сегодня же, друзья честно описали все, что видели, назвав очерк «В мире душевнобольных». Очерк этот был напечатан в «Невро-кустаре» и очень понравился. «Как отрадно, – писал в редакцию видный психиатр Титанушкин, – читать очерк, в котором с такой исчерпывающей полнотой и правильностью описаны нравы и повадки душевнобольных». 1930 Юмористические рассказы Ильф и Петров |
СОДЕРЖАНИЕ:
ИЛЬФ ПЕТРОВ рассказы 1 ИЛЬФ ПЕТРОВ рассказы 2 ИЛЬФ ПЕТРОВ рассказы 3 ИЛЬФ ПЕТРОВ рассказы 4 ИЛЬФ ПЕТРОВ рассказы 5 ИЛЬФ ПЕТРОВ рассказы 6 ИЛЬФ ПЕТРОВ рассказы 7 ИЛЬФ ПЕТРОВ рассказы 8 ИЛЬФ ПЕТРОВ рассказы 9 ИЛЬФ ПЕТРОВ рассказы 10 ИЛЬФ ПЕТРОВ рассказы 11 ИЛЬФ ПЕТРОВ рассказы 12 ИЛЬФ ПЕТРОВ рассказы 13 ИЛЬФ ПЕТРОВ рассказы 14 ИЛЬФ ПЕТРОВ рассказы 15 ИЛЬФ ПЕТРОВ рассказы 16 ИЛЬФ ПЕТРОВ рассказы 17 ИЛЬФ ПЕТРОВ рассказы 18 ИЛЬФ ПЕТРОВ рассказы 19 ИЛЬФ ПЕТРОВ рассказы 20 ДАНИИЛ ХАРМС рассказы 10 ДАНИИЛ ХАРМС рассказы 20 ДАНИИЛ ХАРМС рассказы 30 ДАНИИЛ ХАРМС рассказы 40 ДАНИИЛ ХАРМС рассказы 50 ДАНИИЛ ХАРМС рассказы 60 ДАНИИЛ ХАРМС рассказы 70 ДАНИИЛ ХАРМС рассказы 80 ДАНИИЛ ХАРМС рассказы 90 ДАНИИЛ ХАРМС рассказы 00 ДАНИИЛ ХАРМС анекдоты ДАНИИЛ ХАРМС о пушкине ХАРМС стихи для детей ХАРМС стихи для детей ХАРМС стихи для детей ХАРМС стихи для детей ХАРМС стихи для детей ХАРМС рассказы для детей ДАНИИЛ ХАРМС рассказы ДАНИИЛ ХАРМС рассказы ДАНИИЛ ХАРМС тексты ДАНИИЛ ХАРМС старуха ДАНИИЛ ХАРМС елизавета ДАНИИЛ ХАРМС вся проза ДАНИИЛ ХАРМС вся проза ДАНИИЛ ХАРМС вся проза ДАНИИЛ ХАРМС вся проза ДАНИИЛ ХАРМС биография |