Жванецкий: Иди, детка, играйся |
|
|
Михаил
Жванецкий 80-е годы (тексты)
Писательский труд
Лето. Высокая температура Есть целые области... Она на его колене Теперь ты, детка! Вам, моя дорогая На приеме Привет Простые вещи Теперь ты, детка! Теперь ты, детка! Думай об уроках. Непрерывно. Чулочки шелковые сними, надень галстук и марш в детсад. Дядя хочет тишины. Дядя устал. У дяди болит душа и не действует тело. Иди, детка, играйся... Что ты суешь?.. Иди, иди... Кто тебе дал этот адрес?.. А Уголовный кодекс у тебя с собой?.. Нет, дядя не отдаст себя всяким малолеткам, дядя живет в обществе, где за это могут крепко посадить, дядя старый, у дяди больные ножки... Зачем ты это делаешь?! Нет... Кроме валидола, ничего... Ни в какой гастроном... Иди, девочка, в школу... Нет... И я из-под одеяла не вылезу, и ты туда не влезешь... Да что же это такое!.. А если дядя крикнет. А если дядя стукнет в стенку. Там лежит такой же. И мы вдвоем тебя скрутим. И маме будет неприятно... Девочка!.. Немедленно!.. Слышишь?.. Немедленно отпусти... Слышишь?.. Что я сказал!.. Ой!.. Ты что!.. Кто тебя этому научил?!. Сойди... Немедленно... Ну!.. Нет, это не так делается... Ой!.. Ты что!.. Что это за ребенок, Господи... А ну, пошла отсюда! Эй, люди, есть кто-нибудь?.. Пошла, пошла... Не звони!.. Пошла!.. Ах, ты царапаться!.. Ах, ты кусаться!!.. Хорошо, завтра, завтра рассмотришь подробно... Покажу... Все!.. Нет у меня макулатуры!.. Ни для кого! Писательский труд Вместо того, чтоб писать, – хожу в гости. Если вы любите ходить в гости, живите здесь. Чтоб стать писателем, нужно садиться и умирать. Нужно слабеть и отдавать Богу душу. Отдавать ее людям мало. Это всего лишь исповедь. А мы хотим мастерства. Картин невиданной нами жизни. Прекрасных поступков необразованных людей. Глубоких рассуждений человека без личности. Позвольте снять шляпу перед писательским столом. Такого количества фантастов не рождала ни одна земля. Реалисты зовутся сатириками. Прозаики – поэтами. Предметы – темами. Темы – мыслями. Крики – темпераментом. В этом мире сдвинутых понятий и специалистов не по специальности сидит писатель и часто пишет: «Сбываются мечты». Конечно... Если мечтой называется зависть. Лето. Высокая температура Лето. Высокая температура. Тепло всюду. Июнь. Птицы необычные. Девушки сняли лишнее, девушки цветные, яркие, с ножками, ручками, ресничками. Теперь ясно, что на них только платьица. И когда спрашивают, как пройти, подходят близко-близко и улыбаются и вот-вот засмеются, а я и ты теряемся: можно троллейбусом... а можно... И прохлада от их рук и лба. Они прохладные летом. А милиционеры горячие и пыльные летом. Продавцы без голосов, в газетных ручных тюбетейках, бабки вообще потные и жаркие под платками в магазинах. У мужчин пиджаки спущены и образуют декольте, и портфели выскальзывают, и работать трудно им на солнце, долбить асфальт или класть кирпичи голым по пояс, замешивая раствор собственным потом... А девушки прохладные... Жара. Почки стали бутонами, бутоны распущенными, расхристанными, дряблыми, толстыми и лысыми. А листочки постарели. Жара. С юга доносятся крики ныряющих и плеск. С севера – скрип лыж высокоширотной низкотемпературной экспедиции. На западе воют койоты и стучит конвейер... На востоке тишина... Вулканы стоят сосредоточившись, думают, вспылить или не вспылить, выйти из себя или еще попереживать... А средняя полоса зазеленела и запылилась. Жара. Нас четверо, вышли на балконы одновременно и скрылись. Все мужчины, и все белотелые, и все скрылись, напуганные коммуналками... После кухонь слово «сосед» еще долго будет ругательным. Сосед, соседи, соседка, соседки, наседки-соседки... Выхожу – смотрят в спину, вхожу – в лицо. Горит то спина, то лицо. Бросают все и начинают смотреть... И так уж бочком между взглядами. Взял бы взгляды в руки и развел, чтоб пройти. Тренироваться начал, удар отрабатывать. Интеллигенция должна быть крепкая, и я тоже. Всю силу вложить в удар и долго любоваться на дело рук своих. Жара... Без политики... Просто еда, вода и жара... Господи, как я ненавижу тех, кто меня не любит. Есть целые области... Есть целые области человеческой деятельности, где люди умнее своих произведений. Это политика. Это балет. Это песни. Кому везет, тот в работе на сто процентов использует свои мозги: наука, конструирование, писательство. Когда обращается к людям, он глупеет. Он хочет, чтобы его поняли. Он хочет, чтоб его помнили. Он хочет, чтоб его любили. Он хочет, чтоб его купили. И постепенно от того, что хочет сказать, переходит к тому, что хотят услышать. Девиз популярности: «Все знали, а он сказал». Но «все знали, а он сказал» значит: он сказал, и все забыли, потому что знали. Затем уже все знают, что он скажет, потому что у всех накопилось. А затем и сотни начинают говорить то, что все знают еще до того, как скажет он. Заканчивается тем, что никто не знает, что он сказал, но все знают его. Его куда-то выбирают и забывают окончательно. А тот, который говорит то, чего не знает никто, так и живет. Потом, когда с его помощью догадаются первые, а с их помощью начнут догадываться остальные, его имя запомнят и не забудут, как мучительную первую любовь. Но это достанется не ему. Живет он плохо, но он и есть движение. Тот, кого знают все, – живой памятник на большом народном кладбище. Она на его колене Она на его колене пальцем чертила маршрут. Он с волнением следил. Она шла выше: – Идем по Пушкинской... Он сипло спросил: – К Большому? – Да. Идем, идем, идем, пересекаем площадь... – Ну, – засипел он. – А если войти? – Нет, нет, поворачиваете и идете к метро. – Дайте руку. Встречаемся вот здесь. – Нет. Сюда не подойти. – Смотрите, – он стал чертить пальцем по ее ноге, – чтобы добраться сюда, надо пересечь перекресток, опуститься вот здесь, здесь подняться, перейти дорогу, осторожно остановиться здесь. Спешить вот здесь не надо. Но встретиться именно здесь, возле кассы. – Вы думаете касса здесь? – Да. Умная женщина сказала: – Я буду там, когда вы захотите. Вам, моя дорогая Ура! Победа присуждена Вам, моя дорогая. Вы меня перемолчали. Во второй встрече на шестнадцатой минуте презрение, молчание, цедение сквозь зубы, огибание взглядом, разгромили мои остатки. Я бежал с поля боя путем уползания и растворился в бессонной ночи. Я провел километры одиноких объяснений. Я целовал, проклинал, сжигал Вас и снова явился на Вашу встречу со мной, где Вы пронзили меня прямым молчанием слева. Мои объяснения рвались по сторонам, не задевая Вас. Еще и еще раз, убедившись в полной физической непригодности к конфронтациям, стычкам, фигурам умолчания и попаданиям впросак, я попросил вас выбросить мое полотенце... Ваша, Ваша, Ваша, Ваша взяла! Ползу поздравить! Нет смелости поднять глаз. Победа присуждена Вам. Последующие встречи Вы выиграете ввиду неявки противника. Вам осталось добиться, чтоб Ваша победа стала моим поражением. Это – пустяки! Крепко жму Ваше горло, солнышко, и поздравляю. На приеме Я был на приеме у врача. У врача – этой прелестной женщины лет между... двадцатью – тридцатью и сорока одним. – Вы на пределе, – сказала она, когда я сомкнул ноги, сомкнул глаза, разомкнул руки и две минуты качался, как могильный крест. – Вычтите семь из ста, по семи каждый раз. Я буду мерить ваше давление... Я сидел, считал, в одних брюках, с прискорбием в груди. – Да, от этой задачки ваше давление повысилось на двадцать миллиметров, представляю, что с вами творится, когда вы решаете задачи посложней. – Да я недавно... – Тише... Я все вижу сама... Рассказывайте. – Дело в том... – Я все сама вижу. Вы на пределе... Резервов уже нет. Когда вы смотрите детские фильмы, хочется плакать? – Детские вряд ли, но грустные... – Комок в горле? – Да. – Ясно... Кошечку в подъезде в дождь жалко? – Очень. – Все понятно. Долго не можете уснуть, читаете? – Да, читаю. – Возбуждаетесь от читаного и не можете уснуть? – Да, я вообще... – Просыпаетесь поздно с тяжелой головой? – Да. – Ясно. – Если вас что-то вывело из себя, хочется разбить к черту, ударить? – Да, доктор, хочется. – Но быстро проходит? – Да, я только глазами сверкну. – Лучше уж бейте. – Хорошо, доктор. – А выпиваете, становится вроде легче? – Да! – Вроде веселей? – Да!!! Точно. – Ясно. – А когда много работаете, и не получается, и погода плохая, и денег нет, и выпить нечего, и девушка не пришла, так и жить не хочется? – Точно, не хочется. Я заплакал. – А когда работа идет, и день ясный, и деньги есть, и вы выпили, и она пришла... – Жизнь прекрасна, – закричал я. – Вот-вот-вот... – А бывает, что вы из-за мелочи расстраиваетесь и весь день подавленный? – Да. – А крупная неприятность, например болезнь или даже смерть родственника, никак не действует на вас? – Да. – Какой ужас... – Кошмар... – А бывает, что беспричинно хочется петь, и не утром, а ночью, когда все спят, и это ужасно? – Бывает. – Вы на пределе. А бывает, что вы никак, ну никак, с женщиной, которая вам не нравится? – Да. – И изнемогающе высоко и жутко с женщиной, от которой вы без ума? – Да, – выдохнул я, – да!.. Как ты все понимаешь... – Будем лечить... Запустили вы... – Да-а, – задышал я, – ...лечи быстрей... Я запустил... – Я выпишу тебе шалфей, боярышник и Прибалтику... Ты на пределе. – Я это чувствую... – Вот эти травы. – Я их буду сеять. – Ты их будешь настаивать... – Зачем настаивать, я их так... Все, что ты скажешь... – На слабом огне... – Хорошо, на слабом огне... – Пятнадцать минут. – Сколько скажешь. – Вот пей... Ты успокаиваешься? – Я успокаиваюсь. – Ты здоров. – Я здоров. – Ты спокоен. – Я спокоен... ты закрыла дверь? – Перестань сейчас же, сейчас же прекрати. Ты спокоен... Спи... Спи... – Послушай, тебе завтра рано? – Нет, завтра воскресенье, больных нет... спи... – Сплю. – Ты очень болен. – Да, я очень болен. – Но я тебя вылечу... – Ты меня вылечишь... – Я уже лечу, лечу, лечу, лечу... – Да... Мы лечим, лечим... Привет Пишу вам, жители ФРГ. Это все ничего не значит. Мы вас били и будем бить. И лично я вас бил и побеждал два раза и, если надо будет, побью и в третий раз. Но мы сейчас не об этом. Чтоб вы подавились, живу хорошо. В честь праздника капитуляции прошу направить победителю: две пары туфель выходных, сорок два; пальто летнее, выходное и против дождя; стирального порошка три пакета; кофемолку; носки простые две пары на сорок два; колготки женские жене; масло топленое банку – три кг; бутсы для ребенка, тридцать четыре; коньки для девочки. А также прямое содействие в получении визы – на предмет осмотра руин ваших городов. Ваш победитель, пятьдесят четвертый размер, третий рост. К себе не приглашаю, так как победителю не к лицу. И про переписку прошу молчать: вы мою руку знаете. Простые вещи И после того как не понял сложного и не осуществил, начинаешь открывать простые вещи. Что спать на воздухе лучше. Что жить среди зелени лучше. Что надо поднять упавшего. Что надо впустить в дом переночевать. Что надо угостить каждого, кто вошел. Что надо принести, если попросят. Что надо заплатить первым. Что надо сварить бульон для больного, даже чужого. Что надо не раздражаться на раздражение. Землю надо любить. Воду надо любить. Чистый воздух надо любить. Детей надо захотеть. Бросить все лишнее. Выбросить хлам. Остаться с одной женщиной. Смеяться, если смешно. Громко. Плакать, если больно. Тихо. Оскорбить может только плохой человек. Хороший уйдет от твоей обиды. Надо восстановить свой род и посмотреть, кто там был, чтобы знать откуда. Не стесняться ходить к врачам. Ходить на могилы. Смерть есть смерть. И до нее какое-то время. Вы читали рассказы (монологи) 1980 годов Михаила Жванецкого: Писательский
труд
Лето. Высокая температура Есть целые области... Она на его колене Теперь ты, детка! Вам, моя дорогая На приеме Привет Простые вещи Улыбайтесь, товарищи читатели, дамы и господа! haharms.ru |
Главная Жванецкий М - стр 1 Жванецкий М - стр 2 Жванецкий М - стр 3 Жванецкий М - стр 4 Жванецкий М - стр 5 Жванецкий М - стр 6 Жванецкий М - стр 7 Жванецкий М - стр 8 Жванецкий М - стр 9 Жванецкий М - стр 10 Жванецкий М - стр 11 Жванецкий М - стр 12 Жванецкий М - стр 13 Жванецкий М - стр 14 Жванецкий М - стр 15 Михаил Жванецкий 1960 Михаил Жванецкий 1970 |