Зощенко Михаил |
рассказ 276 ЗАПАДНЯ |
Зощенко ЗАПАДНЯ. |
НА ГЛАВНУЮ содержание рассказ 261 рассказ 262 рассказ 263 рассказ 264 рассказ 265 рассказ 266 рассказ 267 рассказ 268 рассказ 269 рассказ 270 рассказ 271 рассказ 272 рассказ 273 рассказ 274 рассказ 275 рассказ 276 рассказ 277 рассказ 278 рассказ 279 рассказ 280 смешные рассказы Хармса хармс 10 хармс 20 хармс 30 хармс 40 хармс 50 хармс 60 хармс 70 хармс 80 хармс 90 хармс 100 анекдотики вся проза: 1 2 3 4 рассказы Зощенко: 20 40 60 80 100 120 140 160 180 200 220 240 260 280 300 320 340 360 380 400 рассказы Аверченко рассказы Тэффи сборник 1 сборник 2 |
. Один мой знакомый парнишка — он, между прочим, поэт — побывал в этом году за границей.
Он объездил Италию и Германию для ознакомления с буржуазной культурой и для пополнения недостающего гардероба. Очень много чего любопытного видел. Ну, конечно, говорит, — громадный кризис, безработица, противоречия на каждом шагу. Продуктов и промтоваров очень много, но купить не на что. Между прочим, он ужинал с одной герцогиней. Он сидел со своим знакомым в ресторане. Знакомый ему говорит: — Хочешь, сейчас я для смеха позову одну герцогиню. Настоящую герцогиню, у которой пять домов, небоскреб, виноградники и так далее. Ну, конечно, наворачивает. И, значит, звонит по телефону. И вскоре приходит такая красоточка лет двадцати. Чудно одетая. Манеры. Небрежное выражение. Три носовых платочка. Туфельки на босу ногу. Заказывает она себе шнельклопс и в разговоре говорит: — Да, знаете, я уже, пожалуй, неделю мясного не кушала. Ну, поэт кое-как по-французски и по-русски ей отвечает, дескать, помилуйте, у вас а ла мезон столько домов, врете, дескать, наворачиваете, прибедняетесь, тень наводите. Она говорит: — Знаете, уже полгода, как жильцы с этих домов мне квартплату не вносят. У населения денег нет. Этот небольшой фактик я рассказал так вообще. Для разгона. Для описания буржуазного кризиса. У них там очень отчаянный кризис со всех сторон. Но, между прочим, на улицах у них чисто. Мой знакомый поэт очень, между прочим, хвалил ихнюю европейскую чистоту и культурность. Особенно, говорит, в Германии, несмотря на такой вот громадный кризис, наблюдается удивительная, сказочная чистота и опрятность. Улицы, они, черт возьми, мыльной пеной моют. Лестницы скоблят каждое утро. Кошкам не разрешают находиться на лестницах и лежать на подоконниках, как у нас. Кошек своих хозяйки на шнурочках выводят прогуливать. Черт знает что такое. Все, конечно, ослепительно чисто. Плюнуть некуда. Даже такие второстепенные места, как, я извиняюсь, уборные, и то сияют небесной чистотой. Приятно, неоскорбительно для человеческого достоинства туда заходить. Он зашел, между прочим, в одно такое второстепенное учреждение. Просто так, для смеху. Заглянул — верно ли есть отличие, — как у них и у нас. Оказывается, да. Это, говорит, ахнуть можно от восторга и удивления. Волшебная чистота, голубые стенки, на полочке фиалки стоят. Прямо уходить неохота. Лучше, чем в кафе. «Что, — думает, — за черт. Наша страна, ведущая в смысле политических течений, а в смысле чистоты мы еще сильно отстаем. Нет, — думает, — вернусь в Москву — буду писать об этом и Европу ставить в пример. Конечно, у нас многие ребята действительно относятся ханжески к этим вопросам. Им, видите ли, неловко писать и читать про такие низменные вещи. Но я, — думает, — пробью эту косность. Вот, вернусь и поэму напишу — мол, грязи много, товарищи, — не годится… Тем более, у нас сейчас кампания за чистоту — исполню социальный заказ». Вот наш поэт находится за закрытой дверью. Думает, любуется фиалками, мечтает, какую поэму он отгрохает. Даже приходят к нему рифмы и строчки. Чего-то там такое: Даже сюда у них зайти очень мило — Фиалки на полках цветут. Да разве ж у нас прошел Аттила, Что такая грязь там и тут. А после, напевая последний немецкий фокстротик «Ауфвидерзейн, мадам», хочет уйти на улицу. Он хочет открыть дверь, но видит — дверь не открывается. Он подергал ручку — нет. Приналег плечом — нет, не открывается. В первую минуту он даже слегка растерялся. Вот, думает, попал в западню. После хлопнул себя по лбу. «Я, дурак, — думает, — позабыл, где нахожуся — в капиталистическом мире. Тут у них за каждый шаг, небось, пфенниг плати. Небось, — думает, — надо им опустить монетку — тогда дверь сама откроется. Механика. Черти. Кровопийцы. Семь шкур дерут. Спасибо, — думает, — у меня в кармане мелочь есть. Хорош был бы я гусь без этой мелочи». Вынимает он из кармана монеты. «Откуплюсь, — думает, — от капиталистических щук. Суну им в горло монету или две». Но видит — не тут-то было. Видит — никаких ящиков и отверстий нету. Надпись какая-то есть, но цифр на ней никаких не указано. И куда именно пихать и сколько пихать — неизвестно. Тут наш знакомый прямо даже несколько струхнул. Начал легонько стучать. Никто не подходит. Начал бить ногой в дверь. Слышит — собирается народ. Подходят немцы. Лопочут на своем диалекте. Поэт говорит: — Отпустите на волю, сделайте милость. Немцы чего-то шушукаются, но, видать, не понимают всей остроты ситуации. Поэт говорит: — Геноссе, геноссе, дер тюр, сволочь, никак не открывается. Компренешен. Будьте любезны, отпустите на волю. Два часа сижу. Немцы говорят: — Шпрехен зи дейч? Тут поэт прямо взмолился: — Дер тюр, — говорит, — дер тюр отворите. А ну вас к лешему! Вдруг за дверью русский голос раздается: — Вы, — говорит, — чего там? Дверь, что ли, не можете открыть? — Ну да, — говорит. — Второй час бьюсь. Русский голос говорит: — У них, у сволочей, эта дверь механическая. Вы, — говорит, — наверное, позабыли машинку дернуть. Спустите воду, и тогда дверь сама откроется. Они это нарочно устроили для забывчивых людей. Вот знакомый сделал, что ему сказали, и вдруг, как в сказке, дверь открывается. И наш знакомый, пошатываясь, выходит на улицу под легкие улыбки и немецкий шепот. Русский говорит: — Хотя я есть эмигрант, но мне эти немецкие затеи и колбасня тоже поперек горла стоят. По-моему, это издевательство над человечеством… Мой знакомый не стал, конечно, поддерживать разговор с эмигрантом, а, подняв воротничок пиджака, быстро поднажал к выходу. У выхода сторож его почистил метелочкой, содрал малую толику денег и отпустил восвояси. Только на улице мой знакомый отдышался и успокоился. «Ага, — думает, — стало быть, хваленая немецкая чистота не идет сама по себе. Стало быть, немцы тоже силой ее насаждают и придумывают разные хитрости, чтоб поддержать культуру. Хотя бы у нас тоже чего-нибудь подобное сочинили». На этом мой знакомый успокоился и, напевая «Ауфвидерзейн, мадам», пошел в гости, как ни в чем не бывало. ..........................................
писатель - Михаил Зощенко |
Михаил Михайлович Зощенко. . . |