Жванецкий: У кассы: Дегустация и другие монологи 70-х |
|
Михаил
Жванецкий:
У кассы Дегустация На складе Я люблю Новый год Я при себе Не волнуйся У кассы Для Р. Карцева и В. Ильченко – Дайте мне два билета по безналичному расчету, дайте! Мне подождать? Я подожду. Дайте мне два билета по безналичному расчету, дайте мне. Подождать? Я подожду. Дайте мне два билета, дайте! – А вы кто такой? – Я Петров, уполномоченный. – Чем вы докажете, что вы – Петров? – Вот мое удостоверение! Видите? Вот! – Мало ли что я вижу. Я все вижу. Вот верю ли я? – Вот письма на мое имя, вот бланки, читайте, все – Петрову, читайте! – Можете мне все это не показывать. Чем вы докажете, что вы – Петров? – Вот моя доверенность! – А чем докажете, что она ваша? – Удостоверение, фотокарточка! Сличайте! Сличайте!! – Похоже, ну и что? – Это – я! – А это – я. – Это мое удостоверение! – Чем докажете? – Родинка, видите, вот! – Ну-ну. – Видите – родинка? – Ну. – И вот родинка. Видите? – Ну и что? – Я встану вот так, а вы сличайте меня, сличайте! – Есть сходство. Доверенность на Петрова? – Да! – Вот он придет, я ему и дам. – Он пришел, я уже здесь! – Чем докажете, что вы Петров? – Удостоверение! – А чем докажете, что это ваше удостоверение? – Фотокарточка! – А чем докажете, что это ваша фотокарточка? – Родинка! – Чем докажете, что это ваша родинка? – А чем вы докажете, что вы – кассир? Чем? – Я – кассир! Вот деньги, билеты, окошко и надпись: «Сидоров – кассир». – Вы не Сидоров – кассир! – Нет, я кассир! – Вы не кассир! – Нет, я кассир! – Вы пришли с улицы и сели, а кассира убили! Труп – в сейф! – Что ты плетешь? Вот сейф пустой, ты что? – Убрали, успели и сели вместо него. Вы не Сидоров – кассир! – Да ты что? Вот паспорт на десять лет, дурака валяешь! – А паспорт отняли! – А карточка? – Наклеили! – А печать? – Выкрали из милиции. Зарезали паспортистку, достали бланк, заполнили ее рукой, кровь смыли. Вы же смыли всю кровь! Зачем вы смыли кровь? – Да ты что? Вот, все знают, все подтвердят. Ребята, кто я? – Ничего не значит, вы сговорились! – Да вот мой начальник! – Это не он. – Лаптев! – Врет! – Константин Петрович! – Притворяется. Как ты сюда попал, убийца? Ты убил кассира! Ты его... Зачем ты его убил? Что он тебе сделал? Сидел человек, работал, а ты взял да его кокнул. Убийца! – Да чего ты, чего ты, чего ты?! Я двадцать лет тут сижу работаю, чего ты? – Я вот тебя сейчас укокошу, сам сяду. Что, я буду Сидоров – кассир? – А я умею работать, а ты нет! – Тебя выучили и подготовили. – Я выдаю деньги и получаю зарплату! – Ты не кассир! – Ну а кто я? – Какой ты кассир? – Ну а кто я? – Не кассир, и все! – Ну а кто я? – Ты танкист. Я тебя узнал. – А-а, вот ты и влип! Я же не умею заводить танки! – Научат! – Я даже не знаю, как в него влезть. – Покажут! – А где эти танки, где они? – Узнай и приходи! – Нет, я все-таки Сидоров – кассир! – Нет! – Возьми свои два билета, отстань от меня! – Отойди от меня! (Рвет билеты.) Убийца!!! Дегустация Для Р. Карцева Сейчас Дина Михайловна, наш зав. лабораторией, налила вам в мензурки сорт «Праздничный». Бокал специальный, дегустационный, из прозрачного стекла, чтобы был виден цвет. Превосходный рубин, переливающийся цветами солнечного заката. Легонько поколебали бокал. Товарищ, успеете, колебайте вместе со всеми, любуйтесь переливами цвета, товарищи, к глазу... прищурьтесь... любуйтесь... подождите... Товарищи... кусочки сыра лежат слева от вас. Ломтик сыра превосходно оттеняет аромат. Кто?.. Весь?.. С хлебом... Это специальный хлеб... У нас же программа. Сдерживайтесь, сдерживайтесь. Давайте освоим культуру питья. Ведь все равно же пьете, так почему не делать это с элементарным пониманием. Итак, сорт «Праздничный» характеризуется ранним созреванием. Растет только у нас в Абрау... Товарищ, сплюньте, вы ж не поймете... Сплюньте, мы вас отстраним от дегустации из-за низкой культуры питья. Этот сорт созревает рано в августе... Это молодое вино, сохранившее аромат винограда и легкую терпкость, ощущаемую кончиком языка. Не глотаем. Не глотаем, набираем в рот глоток, не глотаем, а спокойно перекатываем во рту. И внутренним обонянием чувствуем аромат... То есть вначале аромат, затем, не глотая, пробуем терпкость молодого вина. Итак, сорт «Праздничный». Так, взяли в рот... перекатываем... Почему вы так неподвижны? Вы проглотили... И вы?.. Товарищи, что, вы все проглотили? Товарищи, перекатываем... Еще набрали, не глотаем... перекатываем, орошая небо и всю полость рта... Девушка, вам должно быть стыдно... Вот вам должно быть стыдно, вы – девушка, вы могли в и подождать, и перекатывать. Здесь и девичья гордость, и культура питья. С этим сортом у нас не получилось. Дина Михайловна наливает вам сорт «Прибрежный»... Не хватайте ее за руку! Дина Михайловна, этому товарищу в последнюю очередь. Это лабораторное стекло, а вы выламываете у нее из рук. Доза специальная, дегустационная. Сыр вам еще положат. Нет, музыки здесь не положено. Вся суть в том, чтобы дегустировать в тишине. Мы с вами не пьем, подчеркиваю, мы запоминаем сорта вин... Товарищ, вы так ничего не запомните. Сыр обостряет обоняние, а ваша колбаса отобьет его не только у вас, но и у соседей. Итак, сорт «Прибрежный» также относится к красным винам, к группе полусладких. Это естественная сладость винограда. Этот виноград завезен сюда примерно в 1862 году. Эй там, группа в углу, не надо потрошить воблу. Вобла идет к пиву. Товарищи! Товарищи! Не забывайте перекатывать во рту. Вы меня слышите... Дина Михайловна, Дина Михайловна, пожалуйста, колба № 3, сыр вон туда. Товарищи! Сорт «Мускат левобережный» – неоднократный медалист, лауреат международных выставок, винодельческих съездов. Сладость естественная, своеобразный аромат, чуть-чуть купажированный, купаж – это виноградной выжим. Товарищи... Тише... Я не пою, и Дина Михайловна не поет. Мы не поем... По коридору справа... Товарищи, этот сорт требует особого внимания. Мы продаем его за валюту. Обратите внимание на броский горячий аромат, на густоту цвета. Перекатывайте во рту и сплевывайте. Сплевывайте... Культура застолья, питья состоит в элегантном держании рюмки вина, в любовании его цветом, в смаковании его вкуса, в понимании его возраста и назначения... Запивать его пивом... ни в коем случае... Товарищ, товарищ, это к вам относится. Пиво с крепким красным дает ту полную невменяемость, которой вы так добиваетесь... Я понимаю, но почему вы так этого хотите?.. Товарищи, культура застолья... нет, не подстолья, а застолья... Нет у нас пластинок Пугачевой. Товарищи, это дегустация. Дина Михайловна, попросите эту пару вернуться к столу и заприте лабораторию. Почему вы так добиваетесь этой невменяемости? Вы хотите воспринимать окружающее или нет?.. А как вас будут воспринимать? В каком виде вы посреди окружающего? Почему вы так упорно не хотите воспринимать окружающее? Для чего ж вы смотрите, если не воспринимаете? Мозг в таком состоянии не способен усваивать информацию. Мы добиваемся культуры питья... мы хотим, чтоб, и выпив, вы оставались личностью... Ну для того, чтобы добиваться успехов... ну там по службе... Вы уже были личностью... и что... не верю, что вы от этого стали пить... Все... Я не врач... Я винодел. Товарищи!.. Кто еще не хочет или уже не может воспринимать окружающее, перейдите к тому столу, Дина Михайловна вам подаст сливы. Нет, не плоды – сливы разных остатков. Это то, что вам нужно... Ах, вы так ставите вопрос?! Как же вы хотите, чтоб вам было хорошо, если вам сейчас будет нехорошо? Так... что, Дина Михайловна? Ужас... товарищи... За стеклянной дверью упакованная мебель для ремонта. Кто, простите, распаковал унитаз? Он же ни с чем не соединен! Это для ремонта... Немедленно разгоните очередь... Нет. Такого у нас нет. Повторяю для всех. Такого, чтоб забыть эту жизнь к чертям или, как вы выражаетесь, у нас нет, для этого лучше эмигрировать. Только вы там будете пить и вспоминать эту жизнь, которую вы здесь хотели забыть... Нет, с помощью наших сортов вы не уедете... Вам нужна сивуха. Так, товарищи, это не дегустация, а диспут. Я к нему не готов, а вы не в состоянии физически. Ничья. На складе Для Р. Карцева и В. Ильченко Главная мечта нашего человека – попасть на склад. Внутрь базы. В середину. – Скажите, это склад? Тот самый? – Да. – Слава богу. Я пока к вам попал... Ни вывески, ничего. Мне сказали, что здесь все есть. Я не верю конечно. – Что вам? – Вот это я могу... вот это что? – Сколько? – Одну можно? – Сколько? – Полторы. – Дальше. – А у вас есть?.. Подождите, а можно с женой? Я мигом. Я только здесь. – Пропуск на одного. – А позвонить? – Отсюда нельзя. – А сюда? – И сюда нельзя. Быстрее. У меня кончается рабочий день. – А завтра? – Пропуск на сегодня. – А вы мне поможете? – Я не знаю, что вам нужно. – Ну что мне нужно, ну что мне нужно? Мне нужно... Ой, ой... ой, ну что мне нужно, Господи? А что у вас есть? – Что вам нужно? – Ну что мне нужно?.. Ну лекарства какие-нибудь. – Какие? – А какие у вас есть? – А какие вам нужно? – Ну... (всхлип) пирамидон. – Сколько? – Да что пирамидон! Ну что вы, в самом деле? Мне нужно... Ой... Ну что пирамидон... Ну пирамидон тоже... Ой... – Сколько? – Ну десять... Что я с пирамидоном?.. – Восемь? – Да. Десять, десять. – Пожалуйста. – Пятнадцать. – Пожалуйста. – А можно еще две? – Можно. – И еще одну. – Хорошо. Дальше. – А что у вас есть? – Что вам нужно? – Что мне нужно? Что вы пристали? Мне сказали: в порядке исключения для поощрения. – Так вы отказываетесь? – Что-о! Кто? Я?! Из одежды что-нибудь? – Что? – Шапки. – Одна. – Да. Две. – Дальше. – И еще одна. – Три. Дальше. – Пишите четвертую. – Так. Обувь? – Сандалий импортных нет? – Есть. – Белые. – Сколько? – Белые! – Сколько? – Они белые? – Белые. – Две. – Пары? – Одна и джинсы. – Белые? – Синие одни. А что, и белые есть? То есть белые две и сандалии две. – Пары? – Одна... Нет, две и джинсы. Две и джинсы одна. – Пары? – Две. – Две? – Три. – Три. – Четыре, и будет как раз, потому что мне не только... Я хотел... тут надо для... – Нет. – Меня... но я просто сбегаю... А что у вас из продуктов питания? – Что вас интересует? – Меня интересует, ну, поесть что-нибудь. Вот, например, ну хотя бы, допустим, колбаса. – Батон? – Два. А хорошая? – Два. – Три. А какая? – Какая вас интересует? – Ну, такая... покрепче... – Значит, три. – А что, есть? Четыре. – Четыре. – Пять. – Ну... – Ясно... Четыре, а один чуть раньше. – Значит, пять. – Почему – пять? Один раньше. – Дальше. – Что есть? – Что вас интересует? – Что? Ну, вот эти... Как их? Крабы есть? – Сколько? Одна? – Две. – Две. – Три. – Три. – Четыре. – Четыре... Ну? – Ясно... Я слышал, такие бывают языки... такие оленьи... Я понимаю, что... – Сколько? – Кило. – Они в банках. – Одна... Нет, две... Или три... Чтоб уже сразу. Ну, если вам все равно – четыре. – Вы их не будете есть. Они своеобразного посола. – Тогда одну. – Одна. – Две. Себе и на работе. – Нельзя. Только вам. – Ну да, я съем сам. Вы сможете посмотреть. – Одна. – Нет. Две. Вдруг подойдет. Я тут же – вторую. – Две. – Нет, одна. Денег не хватит. Скажите, а вот, допустим, рыба. – Сколько? – Нет. А вот свежая. – Живая, что ли? – А что? Вот живая. – Какая? – Живая-живая. – Какая вас интересует? – Кого, меня? Меня интересует... сазан. – Сколько? – А сом? – Сколько? – Тогда стерлядь. – Сколько? – Форель. – Ну? – Есть? – Сколько? – Три. – Три. – Четыре. – Четыре. – Четыре и стерлядь. – Пять. – И сом. – Испортится он у вас. – Тогда один. – Пишу сразу два. Но они испортятся. – Пишите три... пусть портятся. Вобла. – Сколько? – И пиво. – Какое? – А какое есть? – Какое вас интересует? У нас восемь сортов. – А какое меня интересует? «Жигулевское». Оно вроде получше. – Ящик? – Бутылку. – Все? – Все. Водка есть? – Какая? – «Московская». – Сколько? – Сто. – Бутылок? – Грамм. – Здесь? – Да. А у вас есть? (Шепчет.) – Сколько? – Два. – Потечет. – Заткну. А есть? (Шепчет.) Живой?.. – Сколько? – Два. – Два. – Четыре. – Мы гоним только до ворот. Там гоните сами. – А есть (шепчет) для?.. – Мужской, женский? – Я думал, он общий. – Ну? – Тогда женский. – Один? – И мужской. – Один? – По два. – По два. – По три и... детский. – Детских не бывает. Это же дети. Вы соображаете? – Тогда по четыре и еще один мужской и один женский. – Значит, по пять. – Значит, по пять и еще по одному. – Да вы их не израсходуете за десять лет. – Тогда все. Тогда по шесть и еще по одному потом, и все. – Значит, по семь. – И еще по одному потом. А я слышал... (шепчет) бывают американские против... (Шепчет.) Невозможно, а мне... (шепчет), а мне... (шепчет), очень... (шепчет) я с детства... (шепчет), врожденное... (шепчет), говорят, чудеса... а мне... (шепчет) она. – Сколько? – Что, у вас есть?! – Сколько? – Двести. – Это мазь. – Десять. – Определенное количество на курс. – Сколько? – Не знаю, может, сто. – Сто пятьдесят, здесь намажу и возьму с собой. – Хорошо, сто пятьдесят. – Валенки есть? – Сколько? – Не нужно, это я так. – Все? – Мне еще хотелось бы... – Все. – Ну пожалуйста. – Все! (Лязгает железом.) Сами повезете заказ? – А что, вы можете? – Адрес? – Все положите? Может, я помогу? – Куда везти? – На Чехова... то есть на Толбухина. А в другой город можете? – Адрес? – Нет, лучше ко мне. Хотя там сейчас... Давай на Красноярскую. Нет, тоже вцепятся. Давай к Жорке. Хотя это сука. А ночью можно? – Кто ж ночью повезет? – Тогда замаскируйте под куст. – Не производим. – Тогда брезентом. Я палку найду под орудие – и на вокзал. Слушай, двух солдат при орудии. – Не имеем. – А настоящее орудие дадите для сопровождения, тоже под брезентом? – Так что, два орудия поволокешь? – А что? Два орудия, никто не обратит. А если колбасу... Ну хоть пулемет? – Это гражданский склад. Севзапэнергодальразведка. – Мне до вокзала. Там – на платформу, сам охраняю, и – на Север. – Ты же здесь живешь. – Теперь я уже не смогу. Не дадут. Плохо – живи. А хорошо... Не дадут. Я люблю Новый год Я люблю Новый год. Люблю, потому что зима. Все бело. Падает снег. Все под снегом. И в новом районе, где я живу, открываются новые пути. Каждый идет не по асфальту, а как удобнее. Новый год. Открываются новые двери в новых домах. Новые люди. Я сижу в новом доме в новой квартире, и напротив меня такая же фигура в таком же окне такой же квартиры и такое же ест, так же ходит вниз за газетами и кивает мне: с Новым годом! В новом году хочется самого разнообразного. В новом году хочется меньше ссор друг с другом. Просто надо уяснить, что никто не виноват. У вас от него течет крыша, а у него от вас не гнется рукав и вылезает сделанная вами зубная щетка, поэтому речь неразборчива, вся щетина в зубах торчит. И подай ты ему борща повеселей – ему же тебя завтра брить опасной бритвой. Не раздражай ты его, уж так и быть. В новом году и в семье хочется поспокойнее. В крайнем случае – ну, бери зарплату, сам распределяй, сам соли, сам жарь. То есть в новом году – еще внимательнее к женщине: надо ее одевать, и опрыскивать хорошими духами, и мазать прекрасными кремами. И пора легкой промышленности работать на нее. Сосредоточиться хоть бы на ней, а мы уж в своих пальто пока и в брюках пока неглаженых, габардиновых, что от отца к сыну, – трамваи ими царапаешь. Год Женщины закончился, но жизнь женщин продолжается. Это можно заметить, если оглянуться. Больше юмору в новом году. Еще больше мыслей вам, инженеры и писатели. Хорошей мимики вам, актеры и автоинспекторы. Крепких ног вам, танцоры и продавцы. Тонкого чувства меры вам, драматурги и повара. Новый год. Сорок раз я встречал Новый год, из них двадцать пять – сознательно. Вначале это какое-то чудо счастливое, потом, когда они пошли побыстрее и стали мелькать, как понедельники, встречи пошли не такие оглушительные, а нормальные. Мне, конечно, хочется видеть в новом году и счастливые лица, и полные магазины по ту сторону продавца, и полные театры по эту сторону артиста. И много хороших глаз со всех сторон. А время летит быстро, когда делаешь что-то интересное, и оно страшно тянется, когда ждешь звонка об окончании дня. Нехорошие все-таки люди придумали календарь и завели часы. И все это мелькает, и тикает, и блямкает, и трещит, и звенит. И ходит нормальный, хороший, веселый человек и не подозревает, что ему шестьдесят, и не говорите вы ему... Это астрономы поделили жизнь на годы, а она идет от книги к книге, от произведения к произведению, от работы к работе, и если уж оглянуться, то увидеть сзади не просто кучу лет, а гору дел вполне приличных, о которых не стыдно рассказать друзьям или внукам где-нибудь в саду когда-нибудь летом за каким-нибудь хорошим столом. А семьдесят шестой уже пошел, уже начал разгоняться. А что в нем будет и как он пройдет, мы узнаем в такой же зимний день 1 января 1977 года. Счастливого вам Нового года! Я при себе Для Р. Карцева Ничего не разрешаю себе уничтожать. Все старые вещи при мне. Мне пятьдесят, а все мои колготочки при мне, все ползуночки, носочки, трусики, маечки, узенькие плечики мои дорогие. Тоненькие в талииньке, коротенькие в ростике. Дорогие сердцу формочки рукавчиков, ботиночки, тапочки, в которых были ножки мои, ничего не знавшие, горя не знавшие ножки. Фотографии перебираю, перебираю, не выпускаю. Ой ты ж пусенька. Это же я! Неужели? Да, я, я. Документики все держу: метричку, справочки, табель первого класса, второго, дневники, подправочки, все документики при себе, все справочки мои дорогие, пальцем постаревшим разглаживаю немых свидетелей длинной дороги. Все честно, все документировано, ни шагу без фиксации. В случае аварии, какую книгу хватаете на необитаемый остров? Справки. Вдруг сзади – хлоп по плечу. А-а! Это на острове?!.. – Где был с января по февраль тысяча шешешят?.. – Вот справка. – Где сейчас находится дядя жены? – А вот. – Где похоронен умерший в тышяшя восемьдесят брат папы дедушки по двоюродной сестре? – Парковая, шестнадцать, наискосок к загсу. От загса десять шагов на север, круто на восток, войти в квартиру шестнадцать и копать бывшее слободское кладбище. – Куда движешься сам? – А вот направление. – А как сюда попал? – А вот трамвайный билет. Все! Крыть нечем. Хочется крыть, а нечем. – Лампочку поменял? – Вот чек. – Что глотнул? – Вот рецепт. – Почему домой? – Вот бюллетень. – Куда смотришь? – Вот телевизор. – Какая программа? – «Время». – А четырнадцатого откуда поздно? – Вот пригласительный билет, галстук, букет. – Так... плитка в ванной, унитаз. – Вот чек. – Карниз ворован? – Вот чек. – Обои ворованы? – Чек. – Это воровано? – Чек. – Воровано? – Чек. – Тьфу! – Плевательница. Ох и хочется крыть. А нечем! – Как найти в случае? – Вот папа, мама, дядя, тетя, дом, работа, магазин, больница... Все. – А если?.. – Вот регистратура. – А все-таки если? – Вот, вот и вот. – С другими городами? – Ничего. – Санаторий? – Ни разу. – По-английски? – Ни бе ни ме. – Где? – Здесь. – А если? – Соображу. – А непредвиденно? – Позвоню. – А самому захочется? – Спрошу. – А если мгновенно – ответ? – Уклончивый. Да зачем вам трудиться? Вот список ваших вопросов, вот список моих ответов, причем четыре варианта по времени года. – Заранее? – Да. – Сообразил? – Да. – Такой честный? – Характеристика. – А не участвовал в развратной компании шесть на четыре, девять на двенадцать с пивом, журналами, банями, парной? – Грамота об импотенции, участковый врач, соседи, общественность. – При чем состоишь? Воровал? – Водоканал. – Тьфу ты. – Плевательница. – Пока... – Все. С высоко поднятой головой хожу. Некоторые издеваются: справки – это все, что ты накопил к старости? – Все! Причем это копии. Оригиналы закопаны в таком месте, что я спокоен. И не только я. Глядя на меня, другие светлеют. Значит, можно, значит, живет. Всем становится спокойнее. Самые строгие проверяющие теплеют, на свою старость легче смотря. Один с дамой подошел: – А где вас искать после вашей внезапной кончины, которая произойдет... – А второе интернациональное, сто восемь – по горизонтали, шесть – по вертикали, от пересечения три шага на север, в боковом кармане свидетельство. – Поздравляю, выдержал, готовьтесь к следующему. – Отметьте. – Идите. – Число, час, печать. Здесь, здесь, здесь. – Чуть больше времени на выход. Зато не только свободен, но и спокоен, что действительно вышел, действительно пошел, действительно пришел домой и совершенно искренне лег спать. Не волнуйся Не волнуйся и не бегай: все у нас налажено. Все службы работают. Люди начеку лежат. Тонет человек – смотри спокойно, не шевелись. Сейчас приедут. Наблюдай. Специальная служба есть. Люди деньги получают. Ничего, ничего, еще успеют. Горит что-нибудь – будь спокоен. Будь спок. Смотри наверх. Сейчас пожарник на вышке заволнуется. Сейчас, сейчас, он знает когда. Для этого большое пожарное депо. Асбест, вода... Ничего, ничего, пусть полыхает. Будь спок. Ребята лежат начеку... Видишь, впереди тебя кто-то гаечным ключом кому-то вначале что-то пригрозил, а потом что-то отвернул. Смело переходи на другую сторону. Я уверен, что сейчас появится милиционер. Служба! Для всего люди поставлены. Деньги плачены. Все вокруг не спят. Карты в кабинете мерцают, флажки на картах, вымпелы. Здесь раздевают, здесь горит, а здесь все в порядке, но что-то не нравится. Если закололо у тебя, засвербило – лежи, улыбайся. Они уже едут с клизмами, тампонами, тромбонами, сифонами на высоких скоростях. Будьте споки. Служит народ. Бойцы начеку. Сломалось дома. Ая-яй. Из ванной обратно пошло. Они с унитазом сообщающиеся сосуды. Что ж ты с визгом оттуда выскочил? Лежи, плавай. Сейчас приедут. С любым поспорь, и лежи, и наблюдай слаженный труд мастеров. Не лезь голыми руками в провода. Замыкание, в глазах темно. Двое едут. Электрик и глазник мчатся. Движение остановлено. Над тобой склонились. – Вижу, вижу! Солнце, солнце! – Видишь! А не верил. Вы читали тексты рассказов (тексты монологов) М. Жванецкого 1970 гг: У кассы Дегустация На складе Я люблю Новый год Я при себе Не волнуйся Улыбайтесь, товарищи, дамы и господа хорошие! haharms.ru |
Главная Жванецкий - 1 Жванецкий - 2 Жванецкий - 3 Жванецкий - 4 Жванецкий - 5 Жванецкий - 6 Жванецкий - 7 Жванецкий - 8 Жванецкий - 9 Жванецкий - 10 Жванецкий - 11 Жванецкий - 12 Жванецкий - 13 Жванецкий - 14 Жванецкий - 15 Михаил Жванецкий 1960 |