на главную содержание: Аверченко биография История болезни Русская история Робинзоны Бедствие Невозможное Путаница Американцы Проклятье Воспоминания о Чехове Неизлечимые Без почвы Мозаика Четверо Лекарство Ложь Поэт Лентяй Специалист Двойник Два мира Еврейский анекдот Нервы Большое сердце Апостол Душевная драма Рыцарь индустрии Страшный человек Загадка природы Тайна Дружба Граф Калиостро Незаметный подвиг Сухая масленица Магнит Жена Два преступления В зеленой комнате Анекдоты из жизни Вино Аргонавты классика юмор сатира: хармс рассказы 10 хармс рассказы 20 хармс рассказы 30 хармс рассказы 40 хармс рассказы 50 хармс рассказы 60 хармс рассказы 70 хармс рассказы 80 хармс рассказы 90 хармс рассказы100 хармс анекдоты вся проза хармса: 1 2 3 4 рассказы Зощенко: 20 40 60 80 100 120 140 160 180 200 220 240 260 280 300 320 340 360 380 400 АВЕРЧЕНКО рассказы ТЭФФИ рассказы ДОРОШЕВИЧ рассказы С ЧЁРНЫЙ рассказы Д ХАРМС сборник1 Д ХАРМС сборник2 ЗОЩЕНКО сборник Сатирикон история 1 Сатирикон история 2 О ГЕНРИ рассказы 1 О ГЕНРИ рассказы 2 О ГЕНРИ рассказы 3 О ГЕНРИ рассказы 4 О ГЕНРИ рассказы 5 А ЧЕХОВ рассказы 1 А ЧЕХОВ рассказы 2 А ЧЕХОВ рассказы 3 А ЧЕХОВ рассказы 4 сборник рассказов 1 сборник рассказов 2 сборник рассказов 3 сборник рассказов 4 сборник рассказов 5 сборник рассказов 6 М Зощенко детям Д Хармс детям С Чёрный детям рассказы детям 1 рассказы детям 2 |
АВЕРЧЕНКО юмористические рассказы: Нервы: Ниночкатексты рассказов Аверченко из сборника "Юмористические рассказы" (1910) Нервы I Когда Царапов проснулся, его неприятно поразило, что платье его не было вычищено и ботинки валялись тут же около кровати, забрызганные грязью. Сердце Царапова сжалось, сделалось маленьким, злобным и провалилось куда-то вниз, пронизавши тело, и простыню, и пружинный матрац. — Черт их всех раздери! — прошептал, передернувшись мелкою дрожью, Царапов. Потом вскочил, сжал губы в мучительную складку и стал одеваться. Забрызганные грязью ботинки вызывали в нем решительное отвращение… Он натянул их на ноги и стал шарить концы шнурка. Через минуту обнаружилось, что концы влезли вместе с ногой внутрь ботинка, и это заставило Царапова заскрежетать зубами и громко выругаться. Он сел на стул, злобно взмахнул обеими ногами и ботинки слетели с ног, причем один попал на подзеркальник, свалив хрустальный пульверизатор. Царапов пришел в неистовство. Поймал оба ботинка, снова натянул на ноги и стал нервно зашнуровывать их. Но на половине этого утомительного занятия шнурок не выдержал бешеных движений Царапова и лопнул. Царапов сорвал с ног ботинки и стал топтать их, шепча прыгающими губами что-то нечленораздельное. Вынул из шкафа новые лакированные туфли и надел их, хотя через окно было видно, что шел дождь и улицы покрылись липкой грязью. — Пусть! — шипел он. — Пусть! Одевшись, Царапов вышел из комнаты и с какой-то злобной радостью встретил идущую с подносом горничную Лушу. — Что? Чай пить? Ты мне еще керосину предложи, дурища! За что вам, дармоедам, деньги платятся? Платья не чистите, ботинки грязные… — Да ведь вы сами, давеча, барин, комнату свою на ключ закрыли… я хотела взять, а вы не открыли. — Молчи!! — визгливо закричал Царапов и, хлопнув дверью, стал спускаться с лестницы. — Какая отвратительная лестница, — подумал он. — Здесь каменщикам каким-нибудь жить или слесарям… а не порядочным людям. И швейцар — дрянь преизрядная. Небось, вчера ночью на чай не дал, так эта упитанная морда сегодня и не подумает распахнуть дверь… Швейцар снял фуражку и распахнул перед ним дверь на улицу. — Подхалимы все! — подумал Царапов и зашагал, осторожно ступая лакированными туфлями по мокрому тротуару. Трамвая пришлось ждать долго — минут десять. Царапов прошептал по адресу заправил трамвая несколько слов, осуществление которых сделало бы несчастными не только этих толстокожих людей, ной их семейства. Потом, подождав еще немного, крикнул извозчика. Когда он садился в пролетку, из-за угла показался ожидаемый им трамвай, но извозчик в это время уже тронул, и через двадцать шагов обнаружилось, что лошадь не бежала, а шла, еле переступая с ноги-на-ногу… II На службу Царапов опоздал. — Если хотите служить, — сказал ему желтый бородатый старший бухгалтер — то служите..! А не хотите — сделайте одолжение! На ваше место найдутся другие. Царапов, молча, повернулся к своей конторке и, развернув книгу, задумался. — Вот, — думал он, — бухгалтер… Если бы сейчас я был атаманом каких-нибудь разбойников, то приказал бы им поймать этого бухгалтера и привести его ко мне в какое-нибудь подземелье… Привязал бы его к столбу и стал бы над ним издеваться: «Здравствуйте, господин бухгалтер! Так вы на мое место хотели найти другого?.. Позвольте вам плюнуть в лицо…» Плюю. Он молчит и испуганно смотрит на меня. «А что ваша борода крепко держится, господин мерзавец? Позвольте за нее дернуть! Что? Больно? А теперь мои молодцы выжгут вам глаза, отрубят руки и вырежут язык. Видите ли… я мог бы вас убить, но не хочу сразу прекращать ваших мучений… А без глаз, языка и рук, вы не очень то разболтаете о том, что с вами сделал Николай Царапов. Ха-ха!..» — Опять у вас журнал за три дня не записан?! — услышал Царапов сбоку себя. — И зачем вы служите, если не хотите?., Есть люди, более полезные и более любящие то дело, от которого вас, очевидно, тошнит… От бороды старшего бухгалтера идет едкий старый табачный запах, такой противный, что мысли Царапова принимают другое направление: — Неужели такую жалкую лягушку, от которой пахнет, как из старого табачного мундштука, могут целовать женщины?.. А жена у него в веснушках, беременная, и ей, от старости, лень ему изменять. Гнездо гадин! Потом, когда бухгалтер отошел, Царапову приходит в голову мысль, леденящая мозги своей безысходностью: — В Петербурге полтора миллиона народу… И все они желчные, в ботинках, забрызганных грязью, ненавидят друг друга… Всякий желает гибели другого, и все полтора миллиона, свалявшись в груду жирных червей на гниющем теле — едят друг друга, размножаясь в то же время со стонами отвращения и ненависти… Хорошо было бы взять сейчас какое-нибудь безболезненное средство и отравиться. Мимо Царапова прошел директор правления. Царапов сделал вид, что прилежно пишет в большой, толстой книге, но на самом деле он думал: — Я умру, а другие будут жить и веселиться. Вспомнит разве кто-нибудь обо мне? Дудки! Даже сестра забудет. Хорошо бы, если бы могли умереть все сразу… весь земной шар. Начинить его динамитом — несколько миллионов пудов (я думаю, если на всех заводах начать вырабатывать динамит, то можно) и потом, нажавши кнопку, трах! Если бы сейчас около меня была такая кнопка для взрыва — ни минуты, то-есть ни одной секунды бы не задумался! Бьет четыре часа. Царапов складывает книги и отправляется обедать. Ест он «домашние обеды». III За обедом против него сидит чиновник контрольной палаты и студент… А сбоку барышня с противно-светлыми волосами, старая, с длинным носом, плохо-напудренная, и чертежник из адмиралтейства. Суп — с кусочками жира, который Царапов ненавидит всеми силами души. В голубцах ему попадаются нитки, а хлеб черствый, похожи на губку… — Что новенького? — благодушно спрашивает его лысый чиновник. Царапов бледнеет. — Скажите… вам не надоело каждый день, методически, обращаться ко мне с этим вопросом? Что это значит?! Что новенького? Где? В какой сфер? Вчера мы расстались в шесть часов вечера, так что прошло менее суток. Может быть, на службе новенькое? Или у меня в меблированных комнатах? Да ведь, в сущности, вы и вопрос этот задали так — зря! Если бы вас, действительно, интересовали новости, вы бы купили за пятак газету и узнали бы обо всем — в более связной литературной форме, чем от меня. Чиновник берет фуражку и уходит. Царапов вынимает из кармана томик Чехова и, прихлебывая с отвращением жидкий кисель, погружается в чтение. — Николай Львович! — обращается к нему плохо напудренная барышня, капризно надувая губы. — Отчего вы все читаете, да читаете… Поговорили бы лучше со мной. Царапов долго, прищурившись, смотрит на нее. — Я могу… но, конечно, при условии, если ваша беседа будет не менее остроумна и содержательна, чем эта книга. Беретесь? — Отчего вы сегодня такой угрюмый? — Людишки дрянь! Царапов берет книгу и задумывается. — Вот у этой ободранной кошки нет ни родных, ни друзей, которым она доставляла бы удовольствие… Отчего бы ей не умереть? На земле не образовалось бы никакого пустого места. Но странные наши уголовные законы: если я убью Льва Толстого или эту бесполезную старую кошку — наказание мне будет одинаковое… А, по моему, за нее следовало бы дать легкий выговор или даже просто обязать убийцу взять на себя расходы по похоронам… — Отчего вы такой задумчивый? — тоскливо спрашивает барышня. IV Когда Царапов вышел на улицу, тротуары были уже сухи. И небо очистилось, и высоко в прозрачном воздухе висела чистая, прозрачная луна. Впереди себя Царапов увидел двух дам. Они шли, нарядные, легко неся свои крупные, красивые тела и бойко стуча каблуками подъемистых щегольских ботинок. Царапов обогнал дам и заглянул с любопытством в их розовые, слегка улыбающиеся, лица. — Какой интересный! — донесся до него тихий, подавленный женский шепот. — Да… такие…редко… — уловило его ухо начало ответа другой. И сердце Царапова остановилось… и сладко, с веселым шумом, оборвалось, уйдя далеко, далеко… Царапов распрямил плечи, изменил вялый, развинченный шаг на упругий и крепкий и бодро взглянул на свежее небо. Придя домой, легко взбежал по лестнице и, встретив в коридоре Лушу, ласково пошутил: — Ну, как… от жениха давно письмо имела? Если нужно черкнуть ему ответь — приходи, напишу. Хе-хе! И, запев матчиш, он стал бодро переодеваться. Ниночка I Начальник службы тяги, старик Мишкин, пригласил в кабинет ремингтонистку Ниночку Ряднову, и, протянувши ей два черновика, попросил её переписать их начисто. Когда Мишкин передавал эти бумаги, то внимательно посмотрел на Ниночку и, благодаря солнечному свету, впервые разглядел её как следует. Перед ним стояла полненькая, с высокой грудью девушка среднего роста. Красивое белое лицо её было спокойно, и только в глазах время от времени пробегали искорки голубого света. Мишкин подошел к ней ближе и сказал: — Так вы, это самое… перепишите бумаги. Я вас не затрудняю? — Почему же? — удивилась Ниночка. — Я за это жалованье получаю. — Так, так… жалованье. Это верно, что жалованье. У вас грудь не болит от машинки? Было бы печально, если бы такая красивая грудь да вдруг бы болела… — Грудь не болит. — Я очень рад. Вам не холодно? — Отчего же мне может быть холодно? — Кофточка у вас такая тоненькая, прозрачная… Ишь, вон у вас руки просвечивают. Красивые руки. У вас есть мускулы на руках? — Оставьте мои руки в покое! — Милая… Одну минутку… Постойте… Зачем вырываться? Я, это самое… рукав, который просвечив… — Пустите руку! Как вы смеете! Мне больно! Негодяй! Ниночка Ряднова вырвалась из жилистых дрожащих рук старого Мишкина и выбежала в общую комнату, где занимались другие служащие службы тяги. Волосы у неё сбились в сторону и левая рука, выше локтя, немилосердно ныла. — Мерзавец, — прошептала Ниночка. — Я тебе этого так не прощу. Она надела на пишущую машину колпак, оделась сама и, выйдя из управления, остановилась на тротуаре. Задумалась: «К кому же мне идти? Пойду к адвокату». II Адвокат Язычников принял Ниночку немедленно и выслушал её внимательно. — Какой негодяй! А ещё старик! Чего же вы теперь хотите? — ласково спросил адвокат Язычников. — Нельзя ли его сослать в Сибирь? — попросила Ниночка. — В Сибирь нельзя… А притянуть его вообще к ответственности можно. — Ну притяните. — У вас есть свидетели? — Я — свидетельнца, — сказала Ниночка. — Нет, вы — потерпевшая. Но, если не было свидетелей, то, может быть, есть у вас следы насилия? — Конечно, есть. Он произвел надо мной гнусное насилие. Схватил за руку. Наверное, там теперь синяк. Адвокат Язычников задумчиво посмотрел на пышную Ниночкину грудь, на красивые губы и розовые щеки, по одной из которых катилась слезинка. — Покажите руку, — сказал адвокат. — Вот тут, под кофточкой. — Вам придется снять кофточку. — Но ведь вы же не доктор, а адвокат, — удивилась Ниночка. — Это ничего не значит. Функции доктора и адвоката так родственны друг другу, что часто смешиваются между собой. Вы знаете, что такое алиби? — Нет, не знаю. — Вот то-то и оно-то. Для того чтобы установить наличность преступления, я должен прежде всего установить ваше алиби. Снимите кофточку. Ниночка густо покраснела и, вздохнув, стала неловко расстегивать крючки и спускать с одного плеча кофточку. Адвокат ей помогал. Когда обнажилась розовая, упругая Ниночкина рука с ямочкой на локте, адвокат дотронулся пальцами до красного места на белорозовом фоне плеча и вежливо сказал: — Простите, я должен освидетельствовать. Поднимите руки. А это что такое? Грудь? — Не трогайте меня! — вскричала Ниночка. — Как вы смеете? Дрожа всем телом, она схватила кофточку и стала поспешно натягивать её. — Чего вы обиделись? Я должен был ещё удостовериться в отстутствии кассационных поводов… — Вы — нахал! — перебила его Ниночка и, хлопнув дверью, ушла. Идя по улице, она говорила себе: «Зачем я пошла к адвокату? Мне нужно было пойти прямо к доктору, пусть он даст свидетельство о гнусном насилии». III Доктор Дубяго был солидный пожилой человек. Он принял в Ниночке горячее участие, выслушал её, выругал начальника тяги, адвоката и потом сказал: — Разденьтесь. Ниночка сняла кофточку, но доктор Дубяго потер профессиональным жестом руки и попросил: — Вы уж, пожалуйста, совсем разденьтесь… — Зачем же совсем? — вспыхнула Ниночка. — Он меня хватал за руку. Я вам руку и покажу. Доктор осмотрел фигуру Ниночки, её молочно-белые плечи и развел руками. — Все-таки вам нужно раздеться… Я должен бросить на вас ретроспективный взгляд. Позвольте, я вам помогу. Он наклонился к Ниночке, осматривая её близорукими глазами, но через минуту Ниночка взмахом руки сбила с его носа окчи, так что доктор Дубяго был лишен на некоторое время возможности бросать не только ретроспективные взгляды, но и обыкновенные. — Оставьте меня!.. Боже! Какие все мужчины мерзавцы! IV Выйдя от доктора Дубяго, Ниночка вся дрожала от негодования и злости. «Вот вам — друзья человечества! Интелигентные люди… Нет, надо вскрыть, вывести наружу, разоблачить всех этих фарисеев, прикрывающихся маской добродетели». Ниночка прошлась несколько раз по тротуару и, немного успокоившись, решила отправиться к журналисту Громову, который пользовался большой популярностью, славился, как человек порядочный и неподкупно честный, обличая неправду от двух до трех раз в неделю. Журналист Громов встретил Ниночку сначала неприветливо, но потом, выслушав Ниночкин рассказ, был тронут её злоключениями. — Ха-ха! — горько засмеялся он. — Вот вам лучшие люди, призванные врачевать раны и облегчать страданья страждущего человечества! Вот вам носители правды и защитники угнетенных и оскорбленных, взявшие на себя девиз — справедливость! Люди, с которых пелена культуры спадает при самом пустяковом столкновении с жизнью. Дикари, до сих пор живущие плотью… Ха-ха. Узнаю я вас! — Прикажете снять кофточку? — робко спросила Ниночка. — Кофточку? Зачем кофточку?.. А впрочем, можно снять и кофточку. Любопытно посмотреть на эти следы… гм… культуры. Увидев голую руку и плечо Ниночки, Громов зажмурился и покачал головой. — Однако, руки же у вас… разве можно выставлять подобные аппараты на соблазн человечеству. Уберите их. Или нет… постойте… чем это они пахнут? Что, если бы я поцеловал эту руку вот тут… в сгибе… А… Гм… согласитесь, что вам никакого ущерба от этого не будет, а мне доставит новое любопытное ощущение, которое… Громову не пришлось изведать подобного ощущения. Ниночка категорически отказалась от поцелуя, оделась и ушла. Идя домой, она улыбалась сквозь слёзы: «Боже, какие все мужчины негодяи и дураки!» V Вечером Ниночка сидела дома и плакала. Потом, так как её тянуло рассказать кому-нибудь свое горе, она переоделась и пошла к соседу по меблированным комнатам студенту-естественнику Ихневмонову. Ихневмонов день и ночь возился с книгами, и всегда его видели низко склонившимся красивым, бледным лицом над печатными страницами, за что Ниночка шутя прозвала студента профессором. Когда Ниночка вошла, Ихневмонов поднял от книги голову, тряхнул волосами и сказал: — Привет Ниночке! Если она хочет чаю, то чай и ветчина там. А Ихневмонов дочитает пока главу. — Меня сегодня обидели, Ихневмонов, — садясь, скорбно сообщила Ниночка. — Ну!.. Кто? — Адвокат, доктор, старик один… Такие негодяи! — Чем же они вас обидели? — Один схватил руку до синяка, а другие осматривали и все приставали… — Так… — перелистывя страницу, сказал Ихневмонов, — это нехорошо. — У меня рука болит, болит, — жалобно протянула Ниночка. — Экие негодяи! Пейте чай. — Наверное, — печально улыбнулась Ниночка, — и вы тоже захотите осмотреть руку, как те. — Зачем же её осматривать? — улыбнулся студент. — Есть синяк — я вам и так верю. Ниночка стала пить чай. Ихневмонов перелистывал страницы книги. — До сих пор рука горит, — пожаловалась Ниночка. — Может, примочку какую надо? — Не знаю. — Может, показать вам руку? Я знаю, вы не такой, как другие, — я вам верю. Ихневмонов пожал плечами. — Зачем же вас затруднять… Будь я медик — я бы помог. А то я — естественник. Ниночка закусила губу и, встав, упрямо сказала: — А вы все-таки посмотрите. — Пожалуй, показывайте вашу руку… Не беспокойтесь… вы только спустите с плеча кофточку… Так… Это?.. Гм… Действительно синяк. Экие эти мужчины. Он, впрочем, скоро пройдет. Ихневмонов качнул соболезнующе головой и снова сел за книгу. Ниночка сидела молча и её матовое плечо блестело при свете убогой лампы. — Вы бы одели в рукав, — посоветовал Ихневмонов. — Тут чертовски холодно. Сердце Ниночки сжалось. — Он мне ещё ногу ниже колена ущипнул, — сказала Ниночка неожиданно после долгого молчания. — Экий негодяй! — мотнул головой студент. — Показать? Ниночка закусила губу и хотела приподнять юбку, но студент ласково сказал: — Да зачем же? Ведь вам придется снимать чулок, а здесь из дверей, пожалуй, дует. Простудитесь — что хорошего? Ей же богу, я в этой медицине ни уха, ни рыла не смыслю, как говорит наш добрый русский народ. Пейте чай. Он погрузился в чтение. Ниночка посидела ещё немного, вздохнула и покачала головой. — Пойду уж. А то мои разговоры отвлекают вас от работы. — Отчего же, помилуйте, — сказал Ихневмонов, энергично тряся на прощанье руку Ниночки. Войдя в свою комнату, Ниночка опустилась на кровать и, потупив глаза, ещё раз повторила: — Какие все мужчины негодяи! * * * Ты читал(а) юмористические рассказы Аркадия Аверченко, русского писателя, известного своими смешными рассказами, сатирическими произведениями, миниатюрами, фельетонами. За свою жизнь (1881–1925) Аверченко написал много шуточных рассказов с элементами иронии сатиры сарказма. Много лет прошло, а мы все равно улыбаемся и смеемся, когда читаем и перечитываем эти истории, вышедшие из под пера короля юмористики А. Аверченко. Его яркая проза стала частью классики русской литературы. Аркадий Тимофеевич Аверченко - писатель-юморист, редактор журнала "Сатирикон", сразу покорил современников, присвоивших ему титулы «Короля смеха» и «Рыцаря улыбок». Таланту Аверченко было подвластно все: от юмора и насмешки до злой сатиры, от забавных шутливых зарисовок до острых политических памфлетов. Писатель Аверченко рассказывает юмористические истории, даря читателю здоровый очистительный смех. Главная тема писателя до революции - пороки человеческой природы и общества, а после – противопоставление старой и новой России. На этом сайте собраны, почти все тексты рассказов с юмором Аверченко (содержание слева), которые ты всегда можешь читать онлайн и лишний раз удивиться таланту писателя, улыбнуться над сюжетом, посмеяться над персонажами или критически осмыслить нашу эпоху, страну и людей через призму его сатирических произведений. Спасибо за чтение! © Copyright: Аверченко, Аркадий Тимофеевич |
|