Зощенко: Встреча - Долг чести - Каменное сердце |
|
|
Читай
тексты рассказов Зощенко и фельетонов: Встреча - Долг чести -
Шумел камыш - Благие порывы - Каменное сердце.
Михаил Зощенко: Встреча - Долг чести - Шумел камыш - Благие порывы - Каменное сердце Встреча На днях у меня произошла одна, можно сказать, незабываемая встреча. У моих знакомых на вечере я случайно встретил человека, которого двадцать лет не видел. Это был в свое время удивительно богатый субъект. Он имел три дома. Имел шикарные экипажи. Целый штат горничных, швейцаров, рабочих и так далее. И надо было видеть, как он тогда пренебрежительно и нахально ко всем относился: не только, например, ни с кем не здоровался, когда ему низко кланялись, но при встрече с людьми отворачивал свою лощеную физиономию в сторону и чуть что — кричал, топал ногами, выгонял без жалованья. У него по ремонту дома работали сезонники — так он по двадцать раз заставлял их к себе ходить, прежде чем он соизволит им заплатить за их работу. И то он с их грошей наживал, жулил, высчитывал. И я, даю слово, ни капли не преувеличиваю: доводил людей прямо до слез. От него рабочие уходили, дрожа всем телом. Я не знаю, чем это объяснить, но он имел какую-то особенность оскорблять людей своим поведением. К нему ходила его одна одинокая родственница, его тетка. Она по субботам приходила к нему за пособием. Его папаша завещал поддерживать ее жизнь. Так надо было видеть, как он с теткой вел себя. Он швырял в нее скомканной кредиткой. И кричал на нее: — Ага, опять явилась, ядовитая кочерыжка. Ну, когда подохнешь, это будет для меня исключительный праздник. Он, представьте себе, однажды торопился в театр. И вышел на лестницу с одной шикарной дамой, чтоб с ней проследовать к экипажу. И вдруг видит: по лестнице идет его тетя. Он толкнул ее, чтоб она не путалась под ногами. Тут его тетя упала в обморок. Все подумали, что она, как говорится, отправилась путешествовать на небо. Но он, не поглядев на нее, проследовал дальше. И хотя я был тогда небольшой мальчишка, но мне удивительно врезалась в память противная жизнь этого человека. И вот, представьте себе, прошло двадцать лет. Двадцать лет я, так сказать, не имел счастья видеть этого субъекта. И вот я сижу у знакомых за праздничным ужином. И вдруг вижу: за столом, напротив меня, сидит эта знакомая фигура. Без сомнения, он очень постарел. Как-то такое высох. Поседел. Запаршивел. И его не так-то было легко узнать. Но я узнал его по нахальному блеску глаз. По его манере отворачивать физиономию в сторону, когда к нему обращались с вопросом. Он меня не узнал. Но я ему сказал: — Помните, говорю, «господин» Лосев, я жил в вашем доме? Он немножко задрожал и, фальшиво улыбаясь, сказал: — Мое прошлое я не скрываю. Оно есть у меня во всех анкетах. Да, я имел дом. Но сейчас я преподаю французский язык. И что вы от меня хотите, я вас не понимаю. Если же лаете намекнуть о моем прошлом, то я и сам скажу. Был молод, жил дерзко, и мое богатство давало мне смелость жить, как я хочу. Но с тех пор много воды утекло. Нынче я другой телом и душой, и вы мне не портите настроения воспоминанием о прошлом. Тут все присутствующие заинтересовались нашей беседой. И он, видя на себе все взгляды, сказал: — Без сомнения, вы запомнили меня с невыгодной стороны. Но я вам повторяю, все это безвозвратно ушло. Нынче я другой человек. И вы нарочно, будьте любезны, спросите присутствующих о моей характеристике. Я имею удовольствие жить в этой коммунальной квартире, где вы сейчас в гостях. Спросите нарочно о моей настоящей жизни. И некоторые жильцы, присутствующие тут в качестве гостей, сказали: — Да, он сейчас славный и милый человек. Очень симпатичный и простой. И даже не далее как вчера он ночью бегал в аптеку заказывать пирамидон одной захворавшей жиличке. Нет, мы ничего не имеем против него. Он любезный и добрый человек. Тут Лосев сказал: — Вот видите, как было бы опрометчиво решать по прошлым воспоминаниям. Теперь я совсем иной. И если есть темное пятно в моей жизни, то это моя тетя, которой даром что восемьдесят лет, но она, знаете, до сего времени шляется ко мне за пособием. И я действительно иной раз ну не могу с ней любезно беседовать. Все-таки сорок лет подряд она меня третирует — это немножко много. Тут некоторые из квартирантов сказали: — Что касается тетки, то у них, это верно, всякий раз бывают скандалы с воплями и криками. Но во всем остальном — он выше всяких похвал. Лосев сказал: — Во всем остальном моя теперешняя жизнь может служить примером. Надвигающаяся старость изменила мое мировоззрение. Дерзость, нахальство и надменность покинули меня уже давно. Сын хозяина вечеринки, молодой человек, знакомый с диалектикой жизни, сказал: — Но, может быть, не старость вас изменила. Может быть, скорей всего, отнятое богатство притупило вам зубы. Тогда один из гостей добавил: — А в самом деле. Ну-те, вам дай снова ваши дома, экипажи и деньги — ого! Небось снова ходили бы колесом и давили бы всех, кто попадется. Нахальный блеск засверкал в глазах престарелого Лосева. Но он, потупив свои очи, сказал: — Не знаю, не думаю. Молодой человек, знакомый с диалектикой жизни, воскликнул: — Вы не знаете. А я знаю. Вы бы еще того более расцвели и еще того более зверски относились бы к своим людям. Тогда Лосев, дрожа от гнева, сказал, обращаясь к хозяину: — Если ваши гости меня тут будут оскорблять, то я непременно от вас уйду. Хозяин сказал: — Если вы действительно до глубины души изменились за эти двадцать лет, то, я прошу вас, не уходите от меня. Мне было бы в высшей степени тяжело, если бы вы ушли. Но если с вами то, что говорят другие, то я вас не могу задерживать. Престарелый гость Лосев минут двадцать ерзал за столом, ни с кем не разговаривая. Покушав и выпив бокал шампанского, он по-английски вышел из комнаты, ни с кем не попрощавшись. И тогда хозяин сказал: — Вот, друзья, что такое социалистическая революция. И вот каким людям она обломала их ядовитые зубы. Долг чести Жильцы нашего дома в эту выборную кампанию отличились вообще высоким гражданским сознанием. Но особенно с лучшей стороны зарекомендовал себя председатель нашего дома. Он неутомимо работал, проверял списки избирателей, будоражил инертных и вялых жильцов и заботился о всех мелочах, связанных с выборами. У нас в доме оказалось трое лежачих больных. Ну, одного, с вывихнутой ногой, отправили в больницу, так что он там и будет голосовать. Другая гражданка, хворающая у нас стрептококковой ангиной, вскоре, наверно, поправится и начнет все-таки выходить… И, наконец, третий лежачий больной — старуха, страдающая ревматизмом. Вообще эта старуха отличалась хорошим здоровьем, но в смысле ног у нее было не все благополучно. Она еле ковыляла с палочкой по комнате и второй год не рисковала выходить на улицу. Наш председатель лично ее навестил, спросил о состоянии ее здоровья и погоревал вместе с ней, что она не может ходить и не сможет тем самым исполнить свой гражданский долг — опустить свой избирательный бюллетень в урну. Он ей сказал: — Если б вы, мамаша, лежали в больнице, то вам бы поднесли к постели особый избирательный ящик. Но тут мы бессильны что-либо предпринять. И я с грустью вижу, что вы в данном случае есть выбывший член нашей дружной семьи. Старуха ему так ответила: — Чувствительно бы рада, молодой человек, исполнить этот гражданский акт. Сама через это страдаю и горю желанием. Вдобавок мне самой чрезвычайно скучно лежать. Все лежу и лежу, и кусочка неба не вижу. И мечтаю о такой, знаете ли, специальной колясочке, на которой иной раз вывозят старух. Председатель говорит: — Такую колясочку можно будет достать. А еще лучше: мы подвезем вас на автомобиле. Я возьму такси и договорюсь тут с одним нашим шофером, и мы вас чудным образом доставим в помещение для голосования. Старуха говорит: — Чувствительно бы рада в первый раз в жизни проехаться на автомобиле, но вот я по лестнице затрудняюсь ходить. Вот лестница-то и является главной причиной моего невыхода на улицу. Председатель говорит: — Это, мамаша, сущие пустяки. Я возьму двух здоровых парней, и они вас как перышко сымут с четвертого этажа. Старуха говорит: — Только, чтоб не было того, что меня вниз доставят, а вверх не подымут. Все-таки меня это будет тревожить, и от этого у меня будет настроение испорчено. Мало ли, забудете или вам не до того будет. Председатель говорит: — Тогда я об этом тоже позабочусь. В крайнем случае я вас одной рукой могу хоть в двадцатый этаж доставить. Старуха говорит: — Тогда знаете что: по радио передавали, что надо бы лично зайти в избирательный участок проверить свою фамилию: нет ли искажений, — а то нельзя будет голосовать. Давайте сегодня или завтра съездим туда. Председатель говорит: — Ого, мамаша, да вы подкованы по части выборов. И своим торопливым замечанием проявляете свое гражданское сознание. Ладно, завтра устроим вам машину. Вот на другой день председатель подъехал на машине к подъезду. И вскоре два наших жильца — два молодых парня — помогли старухе спуститься вниз. Полчаса они катали старуху по городу. И наша старуха была так довольна, что и передать вам нельзя. Потом они заехали в избирательный участок, проверили все, что полагается. И вскоре снова старуха была доставлена домой. На прощанье старуха сказала: — Может быть, завтра или там послезавтра нужно будет зачем-нибудь еще раз съездить, то я к вашим услугам. Один из жильцов, работающий в механической прачечной, сказал председателю: — Эта последняя ее фраза меня сильно смутила. Боюсь, что старуха интересуется только прогулкой. И, может быть, к выборам она инертна. На это председатель сухо сказал: — Даже если она на пятьдесят процентов интересуется прогулкой, то и то я не вижу в ее словах ничего плохого. Почему старушке не покататься на машине? Работающий в механической прачечной сказал: — А если на сто процентов в ее голове прогулка? Председатель строго сказал: — Нет, этого не может быть. Все живые существа, пока душа теплится в их теле, интересуются хоть немножко общественной жизнью. А наша старуха в своем прошлом — трудящийся член семьи, и не надо подвергать ее сомнениям. На днях мы еще раз покатаем ее на машине, а 12 декабря повезем на выборы. И это будет наш долг чести. Тут все жильцы, слушающие эту беседу, сказали: правильно. И работающий в механической прачечной сказал: — Присоединяюсь к этому мнению. А одна женщина, имеющая чувствительную душу, добавила: — А что, если нам каждый месяц прогуливать старуху? Председатель сказал: — Ну, там видно будет. И все жильцы разошлись, довольные друг другом. Шумел камыш Тут недавно померла одна старуха. Она придерживалась религии — говела и так далее. Родственники ее отличались тем же самым. И по этой причине решено было устроить старухе соответствующее захоронение. Приглашенный поп явился в назначенный час на квартиру, облачился в парчовую ризу и, как говорится, приступил к исполнению своих прямых обязанностей. Только вдруг родственники замечают, что батюшка несколько не в себе: он, видать, выпивши и немного качается. Родственники начали шептаться, дескать, ах ты боже мой, какая неувязка, поп-то, глядите, не стройно держится на ногах. Тогда один из родственников, кажется, бывший камердинер и старейший специалист по части выпивки, подходит к батюшке и так ему тихо говорит: — Некрасиво поступаете, святой отец. Зачем же вы с утра пораньше надрались… Вот теперь вы под мухой и этим снижаете религиозное настроение у родственников. Ну-те, дыхните на меня. Прикрыв рот рукой, батюшка говорит: — Не знаю, как вы, а я в своем натуральном виде. А только я сегодня с утра не жравши и может быть через это меня немножко кренит. Нет ли, вообще говоря, у вас тут чем-нибудь заправиться. Батюшку повели на кухню. Поджарили яичницу и дали ему рюмку коньяку, чтоб перебить настроение. Подзаправившись, батюшка снова приступил к работе. Но качка у него продолжалась не в меньшей степени. Но поскольку он уравновешивал эту качку помахиванием кадила, то все сходило более или менее удовлетворительно. Хотя религиозное настроение у родственников было окончательно сорвано, тем более своим кадилом батюшка задевал то одного, то другого родственника и тем самым вызывал среди них ропот и полное неудовольствие. Наконец усопшую понесли по лестнице, чтоб, как говорится, водрузить ее печальные останки на колесницу. Батя, как ему полагалось, шел впереди. Вдруг родственники не без ужаса слышат, что вместо «со святыми упокой» батюшка затянул что-то несообразное. И вдруг все замечают, что он поет песню: Шумел камыш, деревья гнулись, А ночка темная была. Одна возлюбленная пара Всю ночь сидела до утра… Родственники остолбенели, когда услышали эти слова. Один из родственников, бывший камердинер, подходит к священнику и так ему говорит: — Ну, знаете, это слишком — арии петь. Мы вас пригласили, чтобы вы нам спели что-нибудь подходящее к захоронению усопшей, а вы пустились на такое паскудство. Ну-ка, без всяких отговорок, дыхните на меня. Дыхнув на камердинера, поп говорит: — Когда я выпивши, я почему-то завсегда сворачиваю на эту песню. Усопшей это безразлично, а что касается родственников, то мне решительно на них наплевать. Бывший камердинер говорит: — Конечно, в другое время мы бы вас выслушали с интересом, поскольку песня действительно хороша, и я даже согласен записать ее слова, но в настоящий момент с вашей стороны просто недопустимое нахальство — это петь. Тут среди родственников начались крики. Раздались возгласы: — Позовите милиционера! Во дворе собралась публика. Дворник, подойдя к воротам, дал тревожный свисток. Вот приходит милиционер. Родственники говорят ему: — Вот поглядите, какого попа мы пригласили. Что вы нам на это скажете? Милиционер говорит: — Все-таки этот служитель культа еще владеет собой. Вот если б он у вас падал, то я бы отвел его в отделение милиции. Но он у вас еще держится и только не то поет. А что он там у вас поет — милиции это не касается. Пущай он хоть на голове ходит и «чижика» поет — милиции это совершенно безразлично. Родственники говорят: — Что же нам в таком случае делать? Батюшка говорит: — Что вы, ей-богу, скандал устраиваете. Может быть, осталось пройти сорок шагов, и как-нибудь с божьей помощью я дойду. Бывший камердинер говорит: — Идите. Но если вы опять начнете не то петь, то я вам непременно чем-нибудь глотку заткну. Вот процессия двинулась дальше. И батюшка владел собой хорошо. Но когда гроб устанавливали на колесницу, батюшка снова тихо запел: Ах, не одна трава помята, Помята девичья краса… Тут камердинер, совсем озверев, хотел кинуться на богослужителя, но родственники удержали, а то получилось бы вовсе безобразно, и вовсе исказило бы церковную идею захоронения усопших. В общем, батюшка, рассердившись на всех, ушел. И колесница благополучно тронулась в путь. Эту историю мы рассказали вам без единого слова выдумки. В чем и подписуемся. Благие порывы В другой раз берешь билет в цирк или там в театр. Стоишь там у кассы. А касса — маленькое окошечко. И в этом окошечке ничего, собственно говоря, и не видать. Там только руки торчат кассирши, книжка с билетами лежит и ножницы. Вот вам и вся панорама. А в другой раз при покупке билета тебе охота перекинуться двумя-тремя фразами. Охота спросить, каковы места, не дует ли со сцены. А если это дело в цирке, то не близко ли к арене места, не трюхнет ли какая-нибудь дрессированная лошадь копытом. Но поскольку в окошечке даже головы кассирши не видать, то так безмолвно и отходишь со стесненным сердцем. Лично меня не удовлетворяет такая бездушная продажа билетов. Конечно, я понимаю, кассиршу нельзя отвлекать, а то она, мало ли, обсчитается, и подобный вопрос будет себе дороже стоить. Так что я с этим примиряюсь и к этому претензий не имею. Но вот если я за справкой пришел, то меня подобное окошечко еще меньше удовлетворяет. Не то чтобы мне охота видеть выражение лица того, который мне дает справку, но мне, может, охота его переспросить, посоветоваться. Но окошечко меня отгораживает и, как говорится, — душу холодит. Тем более, чуть что — оно с треском захлопывается, и ты, понимая свое незначительное место в этом мире, снова уходишь со стесненным сердцем. Давеча я брал справку в одном учреждении. И вдруг вижу — стоит старуха. И по всему видать, что она уже приготовилась закидать вопросами того, к кому она сейчас подойдет, — губы у нее шепчут, и видать, что ей охота с кем-нибудь поговорить, узнать, расспросить и выяснить. Вот она подходит к окошечку. Окошечко раскрывается. И там показывается голова молодого вельможи. Старуха начинает свои речи, но молодой кавалер отрывисто говорит: — Абра са се кно… И захлопывается окошечко. Старуха было снова сунулась к окну, но снова, получив тот же ответ, отошла в некотором даже испуге. Прикинув в своей голове эту фразу «Абра са се кно», я решаюсь сделать перевод с языка поэзии бюрократизма на повседневный будничный язык прозы. И у меня получается: «Обратитесь в соседнее окно». Переведенную фразу я сообщаю старухе, и она неуверенной походкой идет к соседнему окну. Нет, ее там тоже долго не задерживали, и она вскоре ушла вместе с приготовленными речами. Конечно, мы понимаем — некогда и народу много, и все лезут со своими какими-то мелкими и пошлыми делами и прямо работать не дают. Но все-таки как-то оно холодновато получается, какой-то чувствуется стиль малосимпатичный, не дающий успокоения, а, наоборот, показывающий, вот, дескать, — мы, а вот, дескать, — вы. А ведь, собственно говоря, вы-то и есть мы, а мы отчасти — вы. Но одно дело — справка или там цирк, а другое дело — зайти по важным обстоятельствам в какое-нибудь высокое учреждение, например, в Саратовский облисполком, и там наткнуться на окошечко! Там, в Саратове, живут цыгане. Люди эти по большей части неграмотные. Они едва только перестраивают свою кочевую жизнь. Они только недавно организовали артель лудильщиков и жестянщиков. С ними надо побеседовать, подробней разъяснить им, что их интересует. Их окошечко ни в какой мере не удовлетворяет. Там одна цыганка, Мария Михай, второй месяц ходит за справкой. У нее семь детей. А ей кто-то сказал, что на многосемейность можно получить пособие. Цыганка Михай ежедневно приходит в облисполком. Она постучит в дверь. Ей говорят: «По закону не полагается». Но фраза эта ничего не дает ей — ни уму, ни сердцу. И цыганка снова приходит, снова стучит в дверь или окошечко, ловит какого-нибудь «старшого» у входа, начинает ему говорить. Но «старшому» некогда, он спешит, он отмахивается от нее, как от назойливой мухи. И снова цыганка часами сидит у входа, ждет у моря погоды. А погоды нету. Потому что в учреждении не умеют говорить с посетителями, не понимают, что нельзя со всеми говорить одинаково. Одному достаточно сказать: «По закону не полагается», а другому надо сказать: «Вот, дескать, тетушка, какого рода картина — у тебя семь ребят, младшему из них пять лет. Стало быть, по закону пособия не полагается. Вот будет восьмой, тогда и приходи». И все станет понятно. Посетители меньше будут «трепаться» по «казенным учреждениям». Однако не хотим только порицать. Там, в Саратовском облисполкоме, были отчасти озабочены наплывом посетителей, отчасти их жалобами. И даже хотели по этому поводу доклад сделать и потолковать, как наладить это дело. И даже висело объявление о докладе. Но зампред облисполкома с докладом не выступил, а порекомендовал для этой цели одного из сотрудников облисполкома. Но сотрудник, уж мы не знаем, почему, тоже не выступил. В общем так доклад и не состоялся. А желание было, хорошие порывы были. Как сказал поэт, имея, вероятно, в виду саратовские дела: Суждены нам благие порывы, Но свершить ничего не дано. Конечно, мы понимаем, — некогда. Все чересчур заняты. Например, председатель облисполкома за перегрузкой стал принимать в ночное время — с двенадцати часов ночи до трех-четырех часов утра. После полуночи к нему съезжаются заведующие областными отделами и другие руководители области. Воображаем, с какими постными лицами они приезжают! В четыре часа утра председатель уезжает домой немного поспать. А в пять-шесть часов утра плетутся домой утомленные и зеленые стенографистки. Заместитель председателя принимает днем и вечером и тоже иногда ночью, но он так занят, что один из посетителей (замзав облвнуторгом), чтобы разрешить один вопрос, потратил на ожидание своей очереди двенадцать дней (с 28 февраля по 11 марта). Причем просидел на диване в общей сложности около сорока часов. Но там — замзав облвнуторга! В некотором роде крупная фигура в торговой сети. А здесь — маленькая цыганка. Вот она и ходит до сих пор. Тут есть, мы бы сказали, какая-то несообразность. Тем более, что в горсовете почти такая же картина. Тут надо что-нибудь придумать. Каменное сердце Недавно зашел ко мне один человек и поведал мне свою горестную историю. Он попросил, чтоб я написал фельетон на рассказанную тему. Но его история меня смутила. И я даже сначала отказался что-либо сделать, потому что без проверки нельзя было написать. А проверить этот факт, как вы сейчас увидите, не представлялось возможным. Но я нашел выход. Эту историю я расскажу без фамилий. И если это правда, то пусть виновник этого дела, так сказать, морально поперхнется моим фельетоном. В общем, вот как это было. Директор одного небольшого учреждения накануне выходного дня сказал своему хозяйственнику, что завтра он с семьей переезжает на дачу и поэтому ему нужна грузовая машина перевезти вещи. Заведующий хозяйством в деликатной форме ответил, что вот, дескать, редкий случай, когда он не может удовлетворить просьбу директора. Две грузовые машины в капитальном ремонте, одна мобилизована на дорожное строительство, а что касается четвертой машины, то эта машина еще в начале мая обещана счетоводу М., который завтра тоже переезжает на дачу. Разговор происходил при людях, и директор ничем не выдал своего раздражения, но, когда посторонние люди вышли из кабинета, директор, грубо ругаясь, набросился на заведующего, говоря, что слова директора есть не просьба, а приказание, и что если машины завтра не будет, то пусть он, чертов сын, убирается с работы. И, дескать, вообще, если на то пошло, ему надоел его независимый тон, облокачивание на столы и стулья и полное отсутствие той почтительности, которую пора бы, наконец, выработать в подчиненных, как это бывает в других учреждениях. Заведующий оказался не робкого десятка. Он так сказал директору: — Почтительности своей я не теряю. Насчет облокачивания на столы и стулья — всецело согласен с вами, что это, пожалуй, лишнее с моей стороны. Но ваша грубая брань плюс угрозы тоже, как говорится, ни на что не похоже, и если бы вы происходили из людей прежней формации, тогда было бы понятно подобное отношение к служащему, но вы человек пролетарской закваски, и откуда у вас в последнее время возник такой генеральский тон, — вот это я просто не понимаю. Все ваши приказания я всегда беспрекословно выполнял. Ваша преподобная супруга, если на то пошло, буквально не вылезает у меня из легковой машины. Но я вам, кажется, об этом ничего не говорю. Потому что я не позволю себе сделать замечание своему начальнику или его супруге с целью унизить их достоинство. Хотя, если на то пошло, она корчит из себя барыню и по три часа, находясь в гостях, заставляет ждать шофера на сырости и морозе. Но что касается грузовой машины, которую я должен отобрать от чахоточного счетовода, чтобы отдать ее вам — вот с этим я принципиально не согласен и этого не сделаю, хотя бы вы в меня палили из пушек. Эти слова привели директора в бешенство. Он так закричал: — Ты забылся, нахал, где ты и что ты! Ты мне осмеливаешься говорить такие слова, как если бы ты был мой начальник, а я твой подчиненный. Я действительно тебя выгоню из учреждения. И тогда ты поймешь разницу между нами. — Хотел бы я посмотреть, как вы меня выгоните, — сказал заведующий. — У меня нет преступлений, и я чист душой. И вам не так-то будет легко произвести мое увольнение, поскольку мотив для этого не возвышает вас в глазах окружающих. — Насчет легкости ты не беспокойся, — сказал директор. — Ты у меня так полетишь, что своих не узнаешь. И вот проходит десять дней и, как с ясного неба ударяет гром, — директор отдает в приказе заведующему строгий выговор за бесхозяйственность и разбазаривание имущества. Потом проходят еще две недели — и заведующий, еще не придя в себя от первого удара, снимается с должности, с указанием в приказе, что он развалил работу. Ошеломленный заведующий начинает бегать из месткома в союз, из союза в нарсуд. И всем доказывает, что никакого развала не произошло и никакой бесхозяйственности не было, а, скорее, было наоборот, что он слишком перегибал палку, чтоб наладить дело. И этим он даже вызвал нарекание в разбазаривании имущества. Он, дескать, продал дрожки и лошадь с тем, чтобы приобрести вещи, более необходимые учреждению. Что, наконец, все это дело — личная месть директора. Но все эти робкие слова тонули в пучине всяких безразличных фраз, актов и документов. Вдобавок возмущенный директор заявил в союз, что никакой личной вражды у него не было, а что если он однажды и накричал на заведующего, то за его неудовлетворительную работу. И тут директор предъявил счета, по которым выходило, что заведующий дважды покупал шины из частных рук. И хотя заведующий кричал, что это было сделано в силу крайней необходимости и согласно разрешению директора, — этот факт сыграл решающую роль. И приказ директора остался в силе, с некоторым, правда, смягчением, чтобы пострадавший мог найти себе какую-нибудь мелкую работишку. Когда заведующий пришел за расчетом, директор, улыбаясь, сказал ему, случайно встретившись в коридоре: — Ну что, собака, получил дулю? Заведующий хотел было броситься на директора с кулаками, но сдержался и, с глубоким презрением посмотрев на него, вышел. И вот он теперь пришел ко мне с просьбой написать фельетон. И вот фельетон перед вами. Вот вам, так сказать, «потолок бюрократизма». Все сделано директором весьма тонко и с таким знанием человеческой души, что тут и доказать ничего нельзя. Этот чиновник, у которого сердце обросло мохом, пожмет плечами и от всего откажется. И только общественное мнение и товарищеская поддержка могли бы с этим вступить в борьбу. Итак, если про директора была рассказана правда, то пусть он поперхнется моим фельетоном. Вы читали тексты рассказов (фельетонов) Зощенко: Встреча - Долг чести - Шумел камыш - Благие порывы - Каменное сердце Все рассказы 1930 - 40 годов, написанные Михаилом Зощенко - классиком сатиры и юмора, мастером смешных юмористических рассказов и сатирических фельетонов. Улыбайтесь, товарищи, дамы и господа! haharms.ru |
ГЛАВНАЯ
Зощенко - 11 Зощенко - 12 Зощенко - 13 Зощенко - 14 Зощенко - 15 Зощенко - 16 Зощенко - 17 Зощенко - 18 Зощенко - 19 Зощенко - 20 Зощенко - 1 Зощенко - 2 Зощенко - 3 Зощенко - 4 Зощенко - 5 Зощенко - 6 Зощенко - 7 Зощенко - 8 Зощенко - 9 Зощенко - 10 ЗОЩЕНКО рассказы 1920 ЗОЩЕНКО рассказы 1925 ЗОЩЕНКО рассказы 1 ЗОЩЕНКО рассказы 2 ЗОЩЕНКО фельетоны ЗОЩЕНКО для детей ЗОЩЕНКО биография 20 40 60 80 100 120 140 160 180 200 220 240 260 280 300 320 340 360 380 400 420 440 повесть |