Рассказы: Зощенко: Тетка Марья. Нянькина сказка. Шипы и розы |
|
|
Зощенко
Михаил: рассказы - Тетка Марья. Нянькина сказка. Шипы и розы -
читать
тексты рассказов М.Зощенко и фельетоны
Тетка Марья рассказала Пошла я, между прочим, в погреб. Взяла, конечно, горшок с молоком в левую руку и иду себе. Иду себе и думаю: «Паутина, думаю, в угле завелась. Сместь надо». Повела я поверху головой, вдруг хресь затылком об косяк. А косяк низкий. А горшок хресь из рук. И текеть молоко. А в глазах у меня мурашки и букашки, и хресь я тоже об пол. И лежу, что маленькая. После пришла в себя. «Так, — думаю, — мать честная, пресвятая. Едва я, думаю, от удара не кончилась». Пришла я домой, голову косынкой обернула и пилюлю внутрь приняла. Пилюли у меня такие были… И живу дальше. И начало, милые, с тех пор у меня дрожать чтой-то в голове. И дрожит, и болит, и на рвоту зовет. Сегодня, например, голова болит, завтра я блюю. Завтра блюю, послезавтра обратно — голова болит. И так она, сукин сын, болит, что охать хочется и на стену лезть. Ладно. Болит она, сукин сын, месяц. И два болит. И три болит. После Авдотья Петровна ко мне заявляется и пьет кофий. Сем-пересем. Как, и чего, и почему. А я и говорю ей: — Голова-то, говорю, Авдотья Петровна, не отвинчивается — в карман не спрячешь. А если, говорю, ее мазать, то опять-таки — чем ее мазать? Если куриным пометом, то, может, чего примешивать надо — неизвестно. А Авдотья Петровна выкушала два стакана кофия, кроме съеденных булок, и отвечает: — Куриный, говорит, помет или, например, помет козий — неизвестно. Удар, говорит, обрушился по затылку. Затылок же — дело темное, невыясненное. Но, говорит, делу может помочь единственное одно лицо. А это лицо — ужасно святой жизни старец Анисим. Заявись между тем к нему и объяснись… А живет он на Охте. У Гусева. Выпила Авдотья Петровна еще разгонный стакашек, губы утерла и покатилась. А я, конечно, взяла, завернула сухих продуктов в кулек и пошла на другой день к старцу Анисиму. А голова болит, болит. И блевать тянет. Пришла. Комната такая с окном. Дверь деревянная. И народ толкется. И вдруг дверь отворяется, и входит старец святой Анисим. Рубашка на нем сатиновая, зубы редкие, и в руках жезло. Подала я ему с поклоном сухими продуктами и говорю, как и чего. А он вроде не слушает и говорит загадками: — На бога надейся, сама не плошай… Не было ни гроша, вдруг пуговица… А кулек между тем взял и подает своей сиделке. — Анисим, — говорю, — не замай. Либо, говорю, кулек назад отдай, либо объясни ровней, как и чего. А он скучным взором посмотрел и отвечает: — Все, говорит, мы у бога на примете… Чем ушиблась, тем и лечись. «Ах ты, — думаю, — клюква! Чего ж это он говорит такое?» Но спорить больше не стала и пошла себе. Дома думала, и плакала, и не решалась загадку разгадать. А после, конечно, решилась и стукнулась. Стукнулась затылком о косяк, и с катушек долой — свалилась. И «мя» сказать не могу. А после свезли меня в больницу… И что ж вы думаете, милые мои? Поправилась. Слов нет: башка по временам болит и гудит, но рвоту как рукой сняло… Нянькина сказка Заведывающая детским домом вызвала к себе няню Еремеевну и официальным тоном спросила: — Ты, Еремеевна, какие сказки рассказываешь детям? — А какие сказки, — сказала Еремеевна, — разные сказки. Давеча вот про медведя сказывала… Про козла еще сказка такая есть… — Завтра праздник, — сказала заведывающая, — Октябрьская годовщина… Надо, няня, что-нибудь рассказать детям про революцию… — Ась? — Что-нибудь революционное, — сказала заведывающая. — Что-нибудь, няня, героическое о революционном прошлом… Ну, воспоминания, что ли… Няня сердито высморкалась в конец праздничного передника и с обидой сказала: — Я этого не знаю… Я, матушка Елена Семеновна, политграмоту не сдавала… Не знаю, что к чему и почему… И, может, не поймут дети, трехлетние-то… — Поймут, — строго сказала заведывающая. — Про революцию дети поймут. Они нам смена… Няня еще раз с обидой высморкалась в передник и ушла, бормоча: — Ладно… Рассказать можно… Язык, он без костей. А только, мать моя, я не ответчик, ежели дети испужаются… Вечером, собрав детвору вокруг себя, няня уселась в кресло и начала рассказывать. — Дак вот я и говорю, детишки-ребятишки, — начала няня. — В некотором царстве, в некотором государстве произошла эта самая, значится, революция. На сегодня она, скажем, произошла, а назавтра в некотором царстве бегит ко мне Митюшка мой… Он в Балфлоте служит. Ладно, бегит… Беги, думаю. Христос с тобой. Беги, сынок. Надо же и нам повидаться. Ну, ладно. Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Бегит, значится, мой сынок Митюшка, а под мышкой у него полбуханки хлеба. Ну, говорит, мамаша, радуйся. Произошла, говорит, в некотором царстве, в некотором государстве эта, значится, революция. Слава, говорю, тебе, господи Христе, Боже наш. Не сухой ли, говорю, хлеб-то? А в те дни, детишки-ребятишки, в этом царстве гражданам мало-мало хлебушка выдавали… Кому, значится, четверка, кому осьмушка, а кому и полфунта синьки или пузырек уксусной эссенции. «Вот, думаю, спасибо, что Митюха заместо хлеба синьки не принес. Неинтересно, думаю, ее кушать в такие дни». И навалилась я, значится, на хлеб и шамаю. И гляжу — Митюшке все на месте не сидится, и все он колбасится. — Ну, говорит, прощайте, мамаша, кушайте, а мне бежать надо. Перекрестила я его, а сама все хлеб шамаю. А Митюша от креста отмахнулся и бегит. После пошамала я — охота водички испить. Ну, скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Пошла я на кухню, крантик верчу, а воды нетути — трубы лопнули. Ну, думаю, спасибо, что хлеб еще есть. А то, думаю, неинтересно синьку жевать. После, конечно, подхожу свет зажечь. Трык — открываю, а света нет. Ну, скоро сказка сказывается, да не скоро дела обделываются. Сижу это я в потемках и хлеб шамаю. А после бегит мой Митюшка с Балфлота и кричит обратно: — Ну, кричит, мамаша, радуйтесь. Еще, говорит, одна революция произошла. — Это, говорю, хорошо. Это, говорю, отлично. Может, говорю, вода теперича будет. А то, говорю, неинтересно сухую синьку лопать… Няня задумалась, покачала головой и стала собираться с новыми мыслями. С мыслями не собралась, а глубоко вздохнула и закончила: — И произошла это, детишки-ребятишки, еще одна революция. И устроили это в честь ее седьмую годовщину, на манер праздника. И я там была, мед-пиво пила, по усам текло, а в рот не попало. Шипы и розы На лестнице раздался резкий звонок. Я бросился открывать дверь. Открыл. И вдруг в прихожую стремительно ворвался человек. Он явно был не в себе. Рот у него был открыт, усы висели книзу, глаза блуждали, и слюна тонкой струйкой текла по подбородку. Пиджак был порван и надет в один рукав. — Счетчик?! — дико захрипел человек. — Скорей! Где? Я ахнул с испугу и ткнул пальцем под потолок. Человек вскочил на столик, раздавил ногой отличную дамскую шляпу и принялся за счетчик. — Товарищ, — испуганно спросил я, — вы кто же, извиняюсь, будете? Контролер, что ли? — Контролер, — хрипло сказал человек. — Чичас проверим, и дальше бежать надо… Контролер спрыгнул на пол, зашиб ногу об угол сундука и, охая, бросился к выходной двери. — Товарищ… Братишечка, — сказал я, — вы бы присели отдохнуть… на вас лица нет… Контролер остановился, перевел дух и сказал: — Фу… Действительно… Запарившись я сегодня… Сто квартир все-таки… Раньше мы шестьдесят проверяли, а теперича восемьдесят надо… А если больше, твое счастье — премия теперь идет… Вот догоню сегодня, ну, до полутораста, и будет… Мне много не надо. Я не жадный. — Ну и ничего, поспеваете? — осторожно спросил я, поправляя помятую шляпу. — Поспеваем, — ответил контролер. — Только что публика, конечно, не привыкши еще к повышению производительности. Пугается быстроте… Давеча вот в седьмой номер вбегаю — думали, налетчик. Крик подняли. В девятом номере столик небольшой такой сломал — опять крики и недовольство. В соседнем доме по нечаянности счетчик сорвал — квартирант в морду полез. Не нравится ему, видите ли, что счетчик висит неинтересно. Некрасиво, говорит… Ах, гражданин, до чего публика не привыкши еще! Только что в вашей квартире тихо и благородно…. Шляпенция-то еще держится… Раздавил я ее, что ли? — Раздавили, — деликатно сказал я, подвязывая на шляпе сломанные перья. — Да уж эти дамские моды, — неопределенно сказал контролер, укоризненно покачивая головой. Контролер потоптался у дверей и добавил: — Беда с этим повышением. Всей душой рвешься, стараешься, а публика некультурная, обижается быстроте… Фу… Бежать надо. Прощайте вам… Контролер сорвался с места, ударил себя по коленям, гикнул и одним прыжком ринулся на лестницу. Производительность повышалась. haharms.ru рассказы - Михаил Зощенко - фельетоны |
НА
ГЛАВНУЮ
Человеческое достоинство. Божественное Последнее рождество. Крепкая женщина Святочные рассказы. Собачий нюх Черт. Монастырь. Любовь Хозрасчет. Три документа. Китайская Исторический. Брак по расчету. Счастье Бедный вор. Медик. Диктофон В порядке приказа. Забытый лозунг Случай в больнице. Твердая валюта Фома неверный. Бедный человек Пациентка. Исповедь. Передовой человек Бедность. Богатая жизнь. Агитационный Верная примета. Плохие деньги. Живой Подшефное село. Разговоры Поводырь. Родственник. Воздушная почта Открытое письмо. Маломыслящие Семейное счастье. Точная наука Щедрые люди. Почетный гражданин Европеец. Случай в провинции Тетка Марья. Нянькина сказка Рассказ певца. Полетели. Герои Остряк-самоучка. Случай. Шестеренка Паутина. Случай на заводе. Полеты Двугривенный. Разложение. И только Костюм маркизы. Каприз короля. Конец Актриса. Мещаночка. Сосед Подлец. Как она смеет. Тайна счастливого Муж. Я не люблю вас. Серый туман Искушение. Рыбья самка. Любовь Война. Старуха Врангель. Лялька Рассказы Синебрюхова Гришка Жиган. Черная магия. Веселая Последний барин. Про попа. Трупиков Метафизика. Письма в редакцию Обязательное постановление. Мемуары Новый Письмовник. Мадонна. Сенатор Вор. Собачий случай. Веселая масленица Сила таланта. Веселые рассказы. Попугай Бабкин муж. Нищий. Карусель Четверо. Свиное дело. Тревога Электрификация. Об овощах. Веселые Плохая ветка. Матренища. В защиту Холостые пожарные. Еще не так страшно Спецодежда. Сдвиг. Молитва Речь на банкете. Не по адресу. Ругатели С перепугу. Комар носа. Обязательное Хотя и брехня. Цены понижены. Из науки Европа. Новый человек. Писатель Старая крыса. Приятная встреча Неизвестный друг. Руковод. Баба Честный гражданин. Протокол Приятели. Беда. Жертва революции Тщеславие. Аристократка. Герой МИХАИЛ ЗОЩЕНКО: ЗОЩЕНКО рассказы 1 ЗОЩЕНКО рассказы 2 ЗОЩЕНКО фельетоны ЗОЩЕНКО для детей ЗОЩЕНКО биография |