Рассказы Зощенко: Европа. Новый человек. Писатель. Агитатор |
|
|
Зощенко
Михаил: рассказы: Европа. Новый человек. Писатель. Агитатор:
и
короткие
произведения 1922–1924
гг. Читать
тексты рассказов: Европа. Новый человек. Писатель. Агитатор:
М.Зощенко.
Сборник коротких рассказов
из книг Зощенко,
фельетонов и произведений известного писателя
классика сатиры и юмора.
Европа Любит русский человек побранить собственное отечество. И то ему, видите ли, в России плохо, и это не нравится. А вот, дескать, в Европе все здорово. А что здорово — он и сам не знает. А ежели он будет говорить про омолаживанье, то плюньте ему в глаза. Поехал тут один гражданин омолаживаться. А что получилось?.. Пустяки… А так было. Жил один гражданин в нашем доме в шестом этаже. И был этот гражданин до того старенький, что перестал он даже за квартиру платить. — Чего, говорит, мне деньги переводить зря? Я, говорит, одной ногой в гроб смотрю. Небось, скоро помру — с меня взятки гладки. Так и не платил. Уж комендант дома и угрожал старичку, и требовал, и по совести урезонивал, и ябеды писал — не помогает. Старичок только усмехается. — Сами, говорит, виноваты, что не плачу. Дураки вы, не культурные вы люди. Жил бы я в Европе — омолодили бы меня там и снова бы я стал платить. Даже, говорит, на ремонт крыши бы дал. А так — не желаю. Так и не платил. И мало того, что не платил, а еще и задирал всех жильцов. Издевался над их некультурностью. И все насчет Европы скулил. Наконец кто-то посоветовал старичку в Европу ехать. Так старичок и сделал. Достал себе паспорт, распродал имущество и к осени выехал. Даже не попрощался ни с кем. И вот поехал старичок в Берлин. И пишет из Берлина письмо в Россию. Вроде как хвалится: «Сидю, говорит, в Берлине. И на днях буду омолаживаться. А медицина тут поставлена очень отлично — каждая кишка на учете. А как омоложусь, так и деньги вышлю за квартиру за все время. И может быть, на ремонт. До свиданья». И вот принялся старичок ходить к знаменитым профессорам. Пошел к одному, к другому, к пятому — нет. Не берутся омолаживать. Один профессор над крысами производит опыты, другой профессор теорией вопроса занят, третий опять на практике крыс омолаживает. Даже злость взяла старичка. — Что ж это, — говорит он одному профессору. — Крысы да крысы… Это выходит, что я зря проехался. Что ж, говорит, вы ваньку валяете. Едят вас мухи. Раззвонили на всю планету, а как до дела, так и не можете. Над крысами только… — Нет, — говорит профессор, — не только над крысами, а и над кроликами, и над морскими свинками, и даже над обезьянами… Но есть всемирно известные профессора, которые и человеков омолаживают. Дал тут профессор старичку адрес одного знаменитого ученого, который проживал в Гамбурге. Вот старичок собрался и выехал туда. А оттуда пишет письмо в Россию. «Сидю, говорит, в Гамбурге. И скоро буду омолаживаться. Как омоложусь, так и деньги вышлю. Раньше не могу из принципа. До свиданья». Написал старичок письмо и пошел к знаменитому ученому. — Здравствуйте, говорит. Вот, говорит, желаю омолодиться. Осчастливьте. Впрысните сыворотку. — Можно, — говорит ученый, — это вам будет стоить триста английских фунтов. Подсчитал старичок свои карбованцы, охнул, схватился за голову. — Ох, говорит, знаменитый профессор, не хватает у меня пол английского фунта, извиняюсь. — Ну ничего, — говорит ученый, — пущай так. Мне полфунта не расчет. Раздевайтесь. Разделся старичок и думает: «Вот, думает, едят его мухи. Он меня омолодит, а я потом с голоду помру без копейки денег. Все ему отдам…» Подумал-подумал и стал одеваться. — До свиданья, говорит, я в другой раз зайду. Подумаю. — Что ж вы вола вертите? — сказал профессор, бросая препарат на стол. Старичок бочком-бочком да и на лестницу. Бежит по лестнице, вдруг слышит — сзади какой-то человек цыкает. — Тс, — говорит человек, — вам чего, омолодиться? Я, говорит, устрою. Вот вам адрес ученого. Он хотя и не очень знаменит, но возьмет с вас недорого. Вот на другой день старичок и пошел к ученому. И действительно, взял этот ученый со старичка недорого, впрыснул ему что следует, а через два дня старичок и ноги протянул — помер. А с чего помер — неизвестно. Может, ему не в то место впрыснули, куда следует, а может, старичок и сам помер от потрясения. Вот. А вы говорите — Европа! Новый человек Делопроизводитель Нюхательного треста Игорь Владимирович Козьепупов лежал у себя в комнате на кушетке и весело улыбался. Рядом в соседней комнате, у жены Машеньки, сидят гости. Вернее, не гости, а гость… Какой-то товарищ Ручкин. Машенькин сослуживец. «Сидит, — думает Козьепупов. — Пускай сидит. Мне от этого ни холодно, ни жарко… Я все-таки новый человек. Современный человек. Так сказать — дитя своего века… Другой муж в три шеи погнал бы этого чертова Ручкина. А я — пожалуйста, сиди, говори, что хочешь, шепчись… Замыкайся на все запоры… Целуйся… Шут с вами — мне все равно. Я новый человек. Человек новой эпохи». В соседней комнате гудел густой голос товарища Ручкина. Однако слов нельзя было разобрать. «Гудит, — думает Козьепупов. — Гуди, собачий нос, гуди. Скажи спасибо, что на такого мужа напал. Другой бы муж за манишку да по лестнице, да по лестнице. Башкой паршивой по лестнице — не лазь, дескать, к чужим женам…» Козьепупов присел на кушетку и закурил. «Да-а, — сказал он про себя, — как ни говори, а новые отношения между полами. Полнейшее социальное равенство… Я хоть и делопроизводитель, но я передовой человек. Я даже, ей-богу, к самому себе уважение чувствую. Я новый человек — не знающий ни ревности, ни мещанской собственности… Ведь другой человек мог бы и кислотой плеснуть в поганую рожу этого Ручкина… А по правде сказать, и стоит… Интересно знать, о чем это дерьмо беседует с Машенькой?» Козьепупов встал с кушетки и тихонько подошел к двери. — Марья Михайловна, — густо говорил товарищ Ручкин, — вы прелестная дамочка… Дозвольте в ручку поцеловать… Козьепупов замер у двери. «Сволочь какая! — удивился он. — А? Дозвольте поцеловать… Другой бы муж за такие слова все кишки бы выпустил, с пятого этажа бы выкинул…» Козьепупов в волнении отошел от двери и снова прилег на кушетку. Но теперь ему не лежалось. «Этакая скотина, — думал Козьепупов. — Два часа сидит. Да еще гудит, как прохвост… Хоть бы подумал, что муж в соседней комнате… Я, знаете ли, хоть и новый человек, но если он еще десять минут просидит, то я ему пропишу пфеферу. Я ему все кишки выпущу… Я его, собачьего прохвоста, в зубной порошок разотру». Козьепупов вскочил с кушетки и принялся шагать по комнате, нарочно стуча каблуками. — Маша! — вдруг крикнул Козьепупов визгливым голосом. — Маша! Поздно уж… Спать пора! Густой голос Ручкина прервался на полслове. В комнате стало тихо. Через минуту в дверях показалась Машенька. — Это нетактично! — сказала она. — Это свинство. Где твои убеждения?.. — А-а, нетактично? — заорал Козьепупов, брызгая слюной. — Нетактично! Он схватил жену за руку и потащил в комнату, где сидел гость. — Нетактично! — орал Козьепупов, тыча пальцем в товарища Ручкина. — А два часа сидеть тактично? Я, извиняюсь, товарищ, не из ревности… Я новый, передовой человек, но я покажу, что тактично. Я покажу, где раки зимуют! Вон отсюда! Пошел вон отсюда, дурак собачий… Гость съежился и, забормотав непонятное, вышел из комнаты, испуганно оглядываясь. Машенька тихо плакала. Писатель Конторщик Николай Петрович Дровишкин давно мечтал сделаться корреспондентом. Он послал даже раз в газету «Красное чудо» письмо с просьбой принять в рабкоры. Но ответа еще не было. И талант Дровишкина пропадал в бездействии. А Дровишкин был очень талантливый человек. И главное — отличался красноречием. Все знакомые даже удивлялись. — Голубчик, — говорили знакомые, — да с вашим талантом в газеты нужно писать. В ответ Дровишкин только усмехался. «Уж только бы мне попасть в газету, — думал Дровишкин. — Уж я бы написал. Уж я бы с моим талантом черт его знает что бы написал». И вот однажды, развернув дрожащими руками «Красное чудо», Дровишкин прочел: «Ник. Дровишкину. — Пишите о быте. Ваш № 915». От радости Дровишкин едва не задохнулся. — Есть! Принят! Корреспондент «Красного чуда» Николай Дровишкин! И, едва досидев до четырех, Дровишкин вышел на улицу, презрительно взглянув на начальство. На улице восторг Дровишкина немного утих. «О чем же я буду писать? — подумал Дровишкин, останавливаясь. — Какочем? О быте… Вот, например… Нучто бы? Ну вот, например, милиционер стоит… Почему он стоит? Может, его солнце печет, а сверху никакой покрышки нету… Гм, нет, это мелко…» Дровишкин пошел дальше и остановился у окна колбасной. «Или вот о мухах… Мухи на колбасе… Потом трудящиеся кушать будут…» Дровишкин укоризненно покачал головой и зашел в лавку. — Как же это так, братцы? — сказал он приказчику. — Мухи у вас на окнах… — Чего-с? — Нет, я так. Трудящиеся, говорю, потом кушать будут. После мух. Дайте-ка мне того… пол фунтика чайной… Дровишкин помялся у дверей, положил колбасу в карман и вышел из лавки. «Нет, — подумал он, — о мухах нельзя — мелко. Нужно взять что-нибудь этакое крупное. Какое-нибудь общественное явление. Факт значительный». Но ничего значительного Дровишкину не приходило в голову. Даже люди, проходящие мимо него, были самые обыкновенные люди, совершенно непригодные для замечательной статьи. Настроение у Дровишкина упало. «О погоде, что ли, написать? — уныло подумал он. — Или про попа, что ли…» Но, вспомнив, что поп приходится дальним родственником жены, махнул рукой и пошел к дому. Дома, закрывшись в своей комнате, Дровишкин принялся писать. Писал он долго. И когда кончил — уже начинало светать. Разбудив жену, Дровишкин сказал: — Вот, Веруся, послушай-ка. Я хочу знать твое мнение. Это явление из жизни… Дровишкин сел против жены и стал читать глухим голосом. Статья начиналась туманно, и смысл ее даже самому Дровишкину был неясен, но зато конец был хлесткий: «И вместо того, чтобы видеть перед окнами ландшафт природы, трудящиеся порой лицезреют перед глазами мокрое белье, которое повешено для просушки. За примером ходить недалеко. Не далее как сегодня, вернувшись после трудового дня, я увидел вышеуказанное белье, среди которого были и дамские принадлежности, и мужское исподнее, что, конечно, не отвечает эстетическим запросам души. Пора положить этому предел. То, что при старом режиме было обычным явлением, того не должно быть теперь». — Ну как? — спросил Дровишкин, робко взглянув на жену. — Хорошо? — Хорошо! — сказала жена. — Только, Коля, ты про какое белье говоришь? Это ведь наше белье перед окнами… — Наше? — охнул Дровишкин. — Ну да. Не узнал? Там и твое исподнее. Дровишкин опустился перед женой и, уткнувшись носом в ее колени, тихонько заплакал. — Верочка! — сказал Дровишкин, сморкаясь. — Кажется, все у меня есть: и слог красивый, и талант, а вот не могу… И как это пишут люди? Агитатор Сторож авиационной школы Григорий Косоносов поехал в отпуск в деревню. — Ну что ж, товарищ Косоносов, — говорили ему приятели перед отъездом, — поедете, так уж вы, того, поагитируй-те в деревне-то. Скажите мужичкам: вот, мол, авиация развивается… Может, мужички на аэроплан сложатся. — Это будьте уверены, — говорил Косоносов, — поагитирую. Что другое, а уж про авиацию, не беспокойтесь, скажу. В деревню приехал Косоносов осенью и в первый же день приезда отправился в совет. — Вот, — сказал, — желаю поагитировать. Как я есть приехадши из города, так нельзя ли собрание собрать. — Что ж, — сказал председатель, — валяйте, завтра соберу мужичков. На другой день председатель собрал мужичков у пожарного сарая. Григорий Косоносов вышел к ним, поклонился и, с непривычки робея, начал говорить дрожащим голосом. — Так вот, этого… — сказал Косоносов, — авиация, товарищи крестьяне… Как вы есть народ, конечно, темный, то этого, про политику скажу… Тут, скажем, Германия, а тут Керзон. Тут Россия, а тут… вообще… — Это ты про что, милый? — не поняли мужички. — Про что? — обиделся Косоносов. — Про авияцию я. Развивается этого, авияция… Тут Россия, а тут Китай. Мужички слушали мрачно. — He задерживай! — крикнул кто-то сзади. — Я не задерживаю, — сказал Косоносов. — Я про авияцию… Развивается, товарищи крестьяне. Ничего не скажу против. Что есть, то есть. Не спорю… — Непонятно! — крикнул председатель. — Вы, товарищ, ближе к массам… Косоносов подошел ближе к толпе и, свернув козью ножку, снова начал: — Так вот, этого, товарищи крестьяне… Строят еропланы и летают после. По воздуху, то есть. Ну иной, конечно, не удержится — бабахнет вниз. Как это летчик товарищ Ермилкин. Взлететь — взлетел, а там как бабахнет, аж кишки врозь… — Не птица ведь, — сказали мужики… — Я же и говорю, — обрадовался Косоносов поддержке, — известно — не птица. Птица — та упадет, ей хоть бы хрен — отряхнулась и дальше… А тут, накось, выкуси… Другой тоже летчик, товарищ Михаил Иваныч Попков. Полетел, все честь честью, бац — в моторе порча… Как бабахнет… — Ну? — спросили мужики. — Ей-богу… А то один на деревья сверзился. И висит что маленький. Испужался, блажит, умора… Разные бывают случаи… А то раз у нас корова под пропеллер сунулась. Раз-раз, чик-чик — и на кусочки. Где роги, а где вообще брюхо — разобрать невозможно… Собаки тоже, бывает, попадают. — И лошади? — спросили мужики. — Неужто и лошади, родимый, попадают? — И лошади, — сказал Косоносов. — Очень просто. — Ишь сволочи, вред им в ухо, — сказал кто-то. — До чего додумались! Лошадей крошить… И что ж, милый, развивается это? — Я же и говорю, — сказал Косоносов, — развивается, товарищи крестьяне… Вы, это, соберитесь миром и жертвуйте. — Это на что же, милый, жертвовать? — спросили мужики. — На ероплан, — сказал Косоносов. Мужики, мрачно посмеиваясь, стали расходиться. haharms.ru рассказы - Михаил Зощенко - произведения |
НА
ГЛАВНУЮ
Искушение. Рыбья самка. Любовь Война. Старуха Врангель. Лялька Рассказы Синебрюхова Гришка Жиган. Черная магия. Веселая Последний барин. Про попа. Трупиков Метафизика. Письма в редакцию Обязательное постановление. Мемуары Новый Письмовник. Мадонна. Сенатор Вор. Собачий случай. Веселая масленица Сила таланта. Веселые рассказы. Попугай Бабкин муж. Нищий. Карусель Четверо. Свиное дело. Тревога Электрификация. Об овощах. Веселые Плохая ветка. Матренища. В защиту Холостые пожарные. Еще не так страшно Спецодежда. Сдвиг. Молитва Речь на банкете. Не по адресу. Ругатели С перепугу. Комар носа. Обязательное Хотя и брехня. Цены понижены. Из науки Европа. Новый человек. Писатель Старая крыса. Приятная встреча Неизвестный друг. Руковод. Баба Честный гражданин. Протокол Приятели. Беда. Жертва революции Тщеславие. Аристократка. Герой Человеческое достоинство. Божественное Последнее рождество. Крепкая женщина Святочные рассказы. Собачий нюх Черт. Монастырь. Любовь Хозрасчет. Три документа. Китайская Исторический. Брак по расчету. Счастье Бедный вор. Медик. Диктофон В порядке приказа. Забытый лозунг Случай в больнице. Твердая валюта Фома неверный. Бедный человек Пациентка. Исповедь. Передовой человек Бедность. Богатая жизнь. Агитационный Верная примета. Плохие деньги. Живой Подшефное село. Разговоры Поводырь. Родственник. Воздушная почта Открытое письмо. Маломыслящие Семейное счастье. Точная наука Щедрые люди. Почетный гражданин Европеец. Случай в провинции Тетка Марья. Нянькина сказка Рассказ певца. Полетели. Герои Остряк-самоучка. Случай. Шестеренка Паутина. Случай на заводе. Полеты Двугривенный. Разложение. И только Костюм маркизы. Каприз короля. Конец Актриса. Мещаночка. Сосед Подлец. Как она смеет. Тайна счастливого Муж. Я не люблю вас. Серый туман МИХАИЛ ЗОЩЕНКО рассказы: ЗОЩЕНКО рассказы 1 ЗОЩЕНКО рассказы 2 ЗОЩЕНКО комедии ЗОЩЕНКО для детей ЗОЩЕНКО биография 20 40 60 80 100 120 140 160 180 200 220 240 260 280 300 320 340 360 380 400 420 440 повесть |