Аверченко: Один час в кафе: рассказы 

 
 читайте Аркадия Аверченко рассказы - из сборника "Караси и щуки" (1917)
 
Один час в кафе

Труднее всего угнаться за веком. Только что ты, запыхавшись, догнал его, оседлал, как следует, вспрыгнул и поехал на нем, - как он снова делает скачек, сбрасывает тебя и снова, сломя голову, мчится вперед, а ты плетешься сзади - усталый, сбитый с толку, ничего не понимающий.

Все это время я думал, что не отстаю от века, а на днях мне пришлось с горечью убедиться, что это резвое животное снова оставило меня далеко позади.

* * *
Недавно я зашел в первое попавшееся кафе на Невском.

Цель у меня была весьма скромная, но достойная всякого уважения: выпить стакан кофе. И только.

Оказывается, что в 1915 году это не считается целью. Это только средство. Не успел я усесться за столиком, как какой-то не особенно щеголевато одетый господин, чахлый и запыленный, подошел ко мне и, положив руку на край стола, спросил, таинственно озираясь по сторонам:

- Рубашки есть?

- Есть, - ответил я немного удивленный выбранной им темой разговора при столь поверхностном знакомстве со мной.

- Продаете?

- Нет, зачем же, - с достоинством ответил я. - Мне самому нужны.

- Жаль. А то бы дело сделали. Термометры вам нужны?

- Какие термометры?

- Обыкновенные, лазаретные.

Тут я вспомнил, что у меня дома не было ни одного термометра. "Заболеешь еще, - подумал я, - нечем и температуру смерить".

Это соображение заставило меня ответить с полной откровенностью:

- Нужны. Сколько?

- Что сколько?

- Термометров. Предупреждаю, что у меня немного. Могу предложить 120 гроссов.

- Господи Ииcyce! На что мне столько! При самой тяжелой болезни я обойдусь одним.

Он в ужасе поглядел на меня, отшатнулся и поспешно отошел к самому дальнему столику.

Другой господин, толстый, упитанный, в песочного цвета костюме, подошел ко мне в ту же минуту. Приблизил ко мне отверстый тяжело дышащий рот и вполголоса спросил:

- Свинцовыми белилами интересуетесь?

- Нет. - проверив себя мысленно и не колеблясь, отвечал я.

- Дубильную кислоту имеете?

Мне надоели его бессмысленные вопросы и приставания; чтобы отделаться от его предложений, я решил прихвастнуть:

- Имею.

- Много?

- Сто пудов, - тупо уставившись в стакан с кофеем, буркнул я.

- Беру.

- Как так берете?

- Продаете вы ее?

- Что вы! Как же я могу продать… Она мне в хозяйстве нужна.

- Простите, - с уважением склонился передо мной господин песочного цвета. - У вас кожевенной завод?

- Три.

- Очень приятно. Почем у вас пуд выделанной, для подметок?

- Пятьсот рублей.

Господин испуганно запищал, как резиновая игрушечная свинья, из которой выпустили воздух, и в смятении уполз куда-то.

Если он был сбить с толку и растерян, то и я был сбит с толку и растерян не менее его.

Я ничего не понимал.

Третьего господина, подошедшего ко мне, обуревало лихорадочное любопытство узнать, интересуюсь ли я ксероформом.

- Нет, - нервно ответил я и иронически добавил: - А вы подковами интересуетесь?

Он ни капельки не обиделся и не удивился.

- Помилуйте! С руками оторву. Сколько у вас кругов?

- Сорок тысяч.

- Чудесно. А почем?

- По тысяче сто.

- За тысячу?

- Конечно. А то за что же?

- Сбросьте по три сотни.

- Не могу.

- Ну по две с половиной. Ей Богу, иначе нет смысла.

- Что ж делать, - холодно пожал я плечами. - Кстати… (спокойно, но сгорая тайным любопытством, спросил я) для чего вам такая уйма подков?

- То есть как для чего? Для военного ведомства.

Краешек завесы приподнялся передо мной. Проглянуло ясное небо.

- Вот оно что! Серной кислотой интересуетесь?

- Интересуюсь. И кофе интересуюсь.

- А асбестом?

- Конечно. Бензином… тоже…

- И сливочным маслом?

- Особенно. Но сейчас я много дал бы за нефтяные остатки.

- Серьезно, много дали бы?! У меня есть.

- Что вы говорите! Где?

- Дома. Собственно, это скорей керосиновые остатки. Лампа, знаете ли на кухне горит, ну оно и оста…

- Черт знает, что такое! - вскипел мой собеседник. - С ним о деле говоришь, а он шутит! Мне слишком дорого время, чтобы…

- Да черт вас возьми! Кто к кому подошел: я к вам, или вы ко мне?! Кто к кому обратился с разговором?.. Я к вам или вы ко мне?! Черт вас разберет, что вам нужно?!. Для чего мне ксероформ? Для чего дубильная кислота? У меня все есть, что мни нужно, а излишек я вам могу предложить'! Кофе вы интересуетесь? Маслом вы интересуетесь? Пожалуйста - вот оно! ешьте! Бензин вам нужен? У меня есть дома ровно столько, сколько вам нужно, чтобы вывести пятна на вашем костюме!!

Тон его сделался мягче.

- Вы, очевидно, первый раз здесь, вот вам и странно. Серьезно вы мне кофе предлагали или шутя?

- Серьезно. Садитесь.

* * *

Мы пили уже по второму стакану кофе, и я с грустью чувствовал, что никогда век не скакал так резво и никогда мне больше не угнаться за ним.

Какие-то люди подходили к моему новому знакомому и вели самые непонятные разговоры.

- Вы хотите сверлильные, фрезерные?

- Нет, я даю.

- Почем?

- Три тысячи шестьсот, франко Ревель.

- Вагоны ваши?

- Даю вам хоть сто вагонов. Кстати, беру трехдюймовое железо…

- Лондоном интересуетесь?

- Благодарю вас. Могу сам вам дать Лондона сколько угодно.

- А термометры?

- Возьму с удовольствием. Почем?

- 21 за дюжину.

- Что вы мне говорите! А в аптеке какая розничная цена?

- Рубль шестьдесят.

- Почему же вы с меня хотите рубль семьдесят пять за опт?

- Почему что вы идиот. Вы в аптеке достанете один-два термометра. А пойдите, попробуйте купить сто - вам дадут по шее.

Перед моими глазами происходили чудеса. К моему новому знакомому подходил человек, у которого ботинки от ходьбы пешком свирепо разинули рты, и говорил этот человек:

- Имею восемьдесят автомобилей. Интересуетесь?

"Как! - простодушно думал я. - Человек имеет восемьдесят автомобилей и так упорно и настойчиво ходить пешком?!. Чудак он? Оригинал-миллионер?"

А мой новый знакомый деловито возражал ему:

- Нет, автомобилями не интересуюсь. А вы скажите лучше, когда вы мне отдадите четыре с полтиной, которые взяли на прошлой неделе?

Я слышал такое предложение:

- Имею шестьдесят тысяч рубашек. Интересуетесь?

Не удивительно ли было, что счастливый обладатель шестидесяти тысяч рубашек имел на своем теле шестидесяти тысяч первую рубашку - такую грязную, что если предположить и остальные шестьдесят тысяч рубашек в таком же состоянии, то тысяча прачек должна была бы в течение недели приводить эти рубашки в мало-мальски сносный вид.

Больше всего меня поражала та легкость, с которой возникали громадные дела, ширились тут же на моих глазах, росли и, почти дойдя до благополучного конца, вдруг с треском рушились из за сущего пустяка, при чем (надо отдать им справедливость) инициаторы предприятия не особенно горевали о гибели почти налаженного колоссального дела, а сразу же приступали к возведению другого не менее колоссального здания, снова рушившегося.

- Дровами интересуетесь?

- Чрезвычайно. Много есть?

- Десять тысяч вагонов.

- Великолепно! подходить!.. Почем?

- По столько-то.

- Франко Петроград? Цена подходящая. Это именно то, что мне нужно. Где дрова?

- В Финляндии.

- Чудесно. Сделаем дело. Вагоны вы беретесь достать?

- Вагоны будут.

- Так пойдемте писать условия!

- Пойдемте.

- Кстати: а сколько вагонов вы мне дадите ежедневно?

- Мне железная дорога обещает по десять вагонов.

- Сапожник вы. У вас десять тысяч вагонов, а вы мне будете присылать десять вагонов в день! Это на три года, а мне на эту зиму нужно.

- Что ж делать, если больше вагонов не достану.

- Ну, черт с ним! Жаль. (Пауза) А шрапнельной сталью вы интересуетесь?

- Почем она у вас?

Какие нужно иметь нервы, чтобы так быстро примириться с крушением уже почти налаженного дела, результат которого должен на всю жизнь обогатить человека?!..

* * *

Подошел к нам изможденный узкогрудый молодой человек и сказал моему новому приятелю:

- У меня есть носки.

- Беру. Много?

- Сорок тысяч.

- Почем?

- 11 рублей дюжина. Франко Выборг.

- Подходит. Образцы есть?

- Есть

- Покажите.

К моему изумлению, владелец сорока тысяч пар носков поставил ногу на свободный стул, засучил одну штанину и похлопал по собственному носку, довольно пострадавшему от времени:

- Вот.

И никто не удивился; все наклонились и стали ощупывать носок. Погоня за рублем убила у этих людей то, что было у меня с избытком: непосредственность восприятия.

И я понял всю драму этого владельца сорока тысяч пар носков, получившего образец для предложения коллегам и вынужденного силой обстоятельств носить этот образец совсем не в том месте, где ему надлежало быть.

И подумал я: бедняга ты, бедняга! Ну хорошо, что это только носок, а не другая какая-нибудь часть туалета, показывание которой заставило бы тебя раздеться в этом шумном многолюдном кафе - до рубашки. Хорошо, что тебе пришлось показать образцы носков, а не кофе, хлеба, сахару и масла…

Как бы, бедная твоя голова, показал ты их?

 * * *

За тот час, что я провел в этом удивительном кафе - совершилась там только одна торговая сделка: я уплатил наличными за приобретенный мною товар (кофе, хлеб, масло) 1 руб. 70 коп франко кафе наличными.

Что надо сделать

Нами получено письмо от неизвестного читателя, подписавшегося скромно и мило: - "Петроградец".

В тоне письма и подписи чувствуется солидный человек, а отнюдь не вертопрах какой-нибудь, желающий ошеломить читателя мимолетной ракетой трескучей мысли; мысль автора проста и остроумна, несмотря на кажущуюся сложность её осуществления. Вопрос, которого касается автор, не только назрел, но и перезрел, и если его, выражаясь аллегорически, не срезать во время, он, как некий плод, с треском упадет на головы заинтересованных людей.

Одним словом, письмо, написанное нашим читателем, умно, тонко и исчерпывающе.

Мы гордимся нашими читателями.

Вот письмо:

"Милостивый государь, г. редактор!

Я уже много лет читаю ваш остроумный журнал и очень люблю его. (поистине удивительно чутье и вкус этого скромного псевдонима, под которым, на основании вышенаписанного им, можно заподозрить крупную личность, обладающую сильно развитым художественным вкусом. Примеч. ред.) Во всяком вопросе, к которому вы подходите, вы берете быка за рога. (И верно. Берем. Это наш принцип. Но какова у автора наблюдательность! Примеч. ред) Надеюсь, что на этом основании, вы и дадите на страницах вашего уважаемого и талантливого (но каков вкус у человека! Примеч. Ред.) журнала место моему письму…

Читали ли вы когда-нибудь, господа, Майн-Рида, именно те его романы, в которых он описывает пиратов Коромандельскаго берега, бразильских разбойников и дикарей, водящихся в болотистых местах Амазонки.

Положа руку на сердце, кого они вам напоминают?

Угадали. Ну вот то-то же. Я так и знал. Действительно, получается такое впечатление, что все перечисленные отбросы земного шара перенесены в Петроград, одеты в извозчичьи армяки, посажены на козлы и двинуты сомкнутым конным строем на публику, предводительствуемые одним из членов городской думы, одетым в красный мундир, мокасины на голых ногах и шапку, сделанную из старой сигарной коробки. В ушах у этого члена думы сверкают две коробки из-под сардинок, а нос проткнут дамской булавкой. Он скачет впереди, испуская воинственные крики и науськивая всю свою банду на оторопевшую беспомощную публику.

- Что такое петроградский извозчик?

Кто этого не знает,

На грязном обшарпанном экипаже сидит бесформенное оборванное существо, рычащее, кусающееся и плюющееся.

Право, больно подумать: ведь это наш же русский человек, брат наш по родине, который крестится на каждую церковь, который имеет или имел папу и маму, поминаемую им отнюдь не в приливе сыновней любви.

Это грязное, обшарпанное, ободранное, зловонное существо, сидящее скорчившись на козлах - ненавидит всякого седока острой длительной ненавистью, а седок тоже ненавидит его и - боится.

Что бы сказал лондонец или парижанин, если бы кто-нибудь выпустил на лондонские или парижские улицы несколько тысяч грязных пиратов с грубыми голосами, озверевших разбойников, которые бы подстерегали в глухих местах доверчивых прохожих, усаживали их на особые приспособленные для грабежа тележки и, провезя их для отклонения подозрений несколько кварталов - грабили бы и обирали этих доверчивых прохожих.

Да ведь человека, который организовал бы эту страшную банду, лондонцы давно бы уже повесили во дворе мрачного Ньюгэта или Тауэра по приговору коронного суда. Мы, петроградцы, - почти все нервные, раздражительные люди; 1/4 всей этой нервности вызывается петроградскими извозчиками.

Идете вы по улице. Захотелось вам поехать.

- Извозчик!

Он тускло и равнодушно глядит на спину своей лошади.

- Извозчик!! Свободен?

Такой же бы получился результата, если бы вы звали сфинкса у академии:

- Сфинкс! Свободен?

Молчит, каналья, подлец этакий, чтоб его лихорадка взяла!

- Изво-о-озчик!

Еле заметное движение головы,

- Чего орешь? Занят. Не видишь, что ли.

Это - когда он занят. Вот - когда он свободен:

- Извозчик!

- Пожалуйте! Куда прикажете?

- На Троицкую. (Он стоить на Караванной).

- Рублик пожалуйте, без лишнего,

- Что-о? А по таксе не хочешь ли?

- На кладбище тебя повезу по таксе, вот куда.

Вы, возмущенный, идете дальше. За вашей спиной ставится точка этому краткому разговору:

- Жулик. Туда же.

Подумайте, ведь это наш же брат, русский человек, обычно такой добрый, отзывчивый к чужому горю, ласковый и приветливый,

Кто его сделал таким?

Наверное, городская дума устроила где то под землей тайную школу, и особые инструкторы в тиши ночей тайно учат всему этому извозчиков. На свою же голову.

- Извозчик! Надеждинская, семь гривен.

- Положите полтора.

- А по таксе не хочешь?

- Плевали мы на вашу таксу.

Мыслите логично: городская дума придумала свою таксу, извозчики плюют на нее; значить - они плюют на думу.

Деловому петроградцу приходится целый день носиться по городу на извозчиках. Вопрос: что от него остается вечером после десятка вышеприведенных разговоров. Вот к устранению и разряжению всей этой нервности бедного петроградца и ведется вся сущность моего делового проекта.

Вот мой проект: за день извозчики доводят петроградца, благодаря городской думе, до состояния близкого к истерике.

Избивать каждого извозчика, дабы сорвать злость - некультурно. Да он и не при чем.

Разыскивать какого-нибудь из членов думы - культурно, но хлопотливо. Что же предлагаю я? В Англии сейчас живет негр, бывший знаменитый боксер Джонсон. У него лицо от тренировки - как камень: хоть поленом по нем бей - глазом не моргнет.

Следует выписать этого негра Джонсона, избрать его в члены городской думы и выставить на Невском в особой специально устроенной будке.

И вот, когда у кого-либо из петроградцев, едущих на извозчике, уж очень накипит на сердце - петроградец останавливает на Невском извозчика, соскакивает с экипажа и, подскочив к негру и крякнув, со всего размаха ударяет это твердокаменное чудовище по лицу. Негру все равно (он тренирован), а петроградцу сразу сделается легче, ибо он высказал свое мнение о петроградском муниципалитете - в самой категорической форме Вот мой проект!

С почтением к вам

Петроградец.

Р.S. Содержание негра Джонсона город должен взять на себя, а если откажется - обложить извозчиков.

Петрогр."

....................................
© Copyright: Аверченко Аркадий 1917